Читать «Грация и Абсолют» онлайн - страница 136

Игорь Гергенрёдер

Мама, бледная, с красными пятнами на лице, входила в комнату Алика, принимала успокоительное – демонстрировала, как дрожит рука со стаканом воды.

– Неужели не скажешь, что произошло? Ты меня в могилу вгоняешь! Отец тоже не спит, а у него на заводе такая напряжёнка!..

Алик психовала:

– Мамуся, тебе не из-за чего умирать. Но объяснять мне неприятно!

Наконец поняла: всё равно надо что-то придумать.

– Он устроил мне гнусную сцену ревности!

– Из-за кого?

– Из-за бывшего секретаря.

Мама вспомнила:

– А-аа... но ведь он женился где-то в деревне?

– Ну да – и позвонил мне оттуда по телефону: просто по-приятельски, там же глушь, тоска.

– Позвонил при муже? ты при нём говорила?

– Ну да...

– Какая же ты наивная дурочка!

В дверях стоял папа:

– Значит, он ревнивый? Я так и думал. Ничего страшного: перебесится – крепче привяжется. Ударит – дай сдачи. Он человек интеллигентный – полезет извиняться.

Мама встревоженно спросила:

– Но он тебя не бил?

– Нет. Грязно обзывал, отвратительно.

Мама понимающе кивнула:

– И ты его обзови, не стесняйся. Он уступит – и ты с ним помягче. На днях за тобой приедет.

– Я не вернусь! – воскликнула Алик.

– Хорошо, хорошо, – согласилась мама, убеждённая, что это тривиальная поза, – успокойся, засни.

На работе, где её окружали жгуче любопытные проницательные женщины, Алик не сумела сыграть беззаботность и благополучие и скоро почувствовала: принялись обсуждать. Чтобы не увлеклись догадками, призналась с влажными глазами: супруг нашёл любовное письмо – ещё до женитьбы прислал один...

Коллегам понравилось: хи-хи-хи, какой эмоциональный учёный! И что за выражения ему подвезло прочесть? Алик, скромно помедлив, поведала:

– Целую твои трогательные розочки.

– Хо-хо-хо, и всё?

– Сладко-сладко нежу незабудку...

Одни прыснули, кто-то, ликуя, зажмурился. Ай-да приятные излияния для старичка!..

Алик бросила пренебрежительно и рассерженно:

– Дурак написал!

Дэн спросил её наедине:

– Этот актёр?

– Угу – Данков.

90

Через день профессор прислал к родителям Алика шофёра. Тот не попросил позвать Алика (она уже возвратилась из Дома моделей), а вручил пакет маме:

– Велели вам передать.

– А сказали что?

– Ничё-о.

Мама промолвила со значением:

– Передайте ему: у меня в среду – день рождения. Мы все приглашаем Лонгина Антоновича.

В своей комнате вскочила с софы Алик – мама, услышав, поспешно закрыла за шофёром дверь и повернулась к подбежавшей дочери:

– Тебе от него...

– Зачем ты взяла?!

– А разве мы договаривались, что я не буду брать? – голос мамы стал ядовитым: – Если ты ушла, а он отсылает тебе твои вещи по частям... – она повернула булавку, – по-твоему, я должна их назад отсылать?

Алик еле удерживала слёзы беспомощности и злость. Если бы она могла открыть матери, до чего оскорбили её в тот вечер! Её делили, не сомневаясь, что она будетдоступной...

Убежала к себе, а маменька унесла пакет на кухню, нашла сверху на вещах конверт с размашистой надписью: «Моей жене». Сняв крышку с закипавшего чайника, подержала конверт на пару, вскрыла, извлекла записку: «Тут твои любимые летние платья. Платья моего обожаемого, ненаглядного Алика, моей вдохновляющей грации. «Не хнычь, старик», – приказываю я себе (несколько букв тщательно зачёркнуты)… ты была ни с чем не сравнимо, блестяще хороша! Прости безмерно покорного. Жду! Твой Лонгин».