Читать «Газета Завтра 20 (1069 2014)» онлайн - страница 45

Газета Завтра Газета

А дальше уже не смешной, а лживый рассказ о том, как полеживали они в кюветике и вдруг увидели: два всё тех же "велосипедиста" конвоировали человек пятьсот наших пленных. По описанным обстоятельствам пленным ничего не стоило укокошить этих "велосипедистов", у которых руки заняты рулём велосипедов, а чтобы стрелять, надо соскочить с него и снять автоматы. Но - "500 человек идут покорно". Поверить в это ещё труднее, чем в безмятежное лежание при свете дня в кювете на глазах немцев. Мы, это кюветчики-то, "решили подстрелить охрану". Почему только "под", а не убрать вовсе? Гуманизм? Но тут же один из них сказал: "Думаете, они разбегутся?" Гранин отвечает: "В лицах их читалось поражение". Вот, читатель, а! Это каким же образом читалось, что и без охраны пятьсот человек покорно будут шагать в плен? Это читалось глазами Гранина.

А глаза поэта-фронтовика Юрия Белаша видели в подобной картине совсем иное:

Последний шанс!..

                    Не ждать, пока прикончат,

А броситься внезапно на конвойных.

Их двое.     

          Спереди и сзади -

                     с винтовками наперевес

То есть в полной готовности открыть огонь. А Гранин даже не поминает о вооружении своих "велосипедистов".

Они не ждут, конечно, нападенья -

                                                   и думают,

что русский отупел

от ожиданья смерти

и безоружен

Они не знают, что такое

последний шанс.

Сейчас ты объяснишь

                                  им это

Дождись, чтоб задний

подошел поближе,-

И, резко обернувшись,

швырни ему под ноги,

с размаху, как гранату,

свой шанс последний -

надеждой лютой налитое тело.

Бывший советский писатель Гранин думает как немецкий конвойный: русский отупел от ожидания смерти. По отсутствию интереса он, видно, и не слышал о множестве наших пленных, бежавших из-под конвоя, из лагерей и вступавших в партизанские отряды. Были такие и среди писателей, как Степан Злобин, ещё до войны прославившийся своим "Салаватом Юлаевым", и среди тех, кто стал писателем после войны, как Константин Воробьёв, попавший в плен еще в 41-м, но в 43-м не только бежал. Но и создал партизанский отряд. Сердцевед Гранин должен бы понимать, что было написано на лицах таких, пленных, как Зоя Космодемьянская и Муса Джалиль, Злобин и Воробьев, генералы Карбышев и Лукин, когда "велосипедисты" или пехотинцы гнали их в плен. Но сердцеведу незнакома такая грамота, и это естественно для того, кто даже спустя пятьдесят лет после победы уверен: "По всем данным мы, должны были проиграть".

И ещё один гранинский фронтовой эпизодик: "Самое начало войны. Мы наткнулись на четырех немецких солдат. Они, уставшие, грязные, свалились в кусты и спали". Опять - полная анонимность! Кто "мы" - работники политотдела? Какого - дивизии, армии? Какой армии? Где это "мы наткнулись"? Почему какие-то немецкие солдаты в такой странной ситуации и в таком виде? Ведь поначалу дело у них шло довольно гладко. Но даже не это все сейчас важно, а вот: "Командир сказал: "Не будем стрелять в спящих". Его тогда чуть не отдали под суд". За что? За гуманизм. Вот какая было у нас подлая система. Это - пример изощренной демагогии и спекуляции на понятиях гуманизма. Конечно, и толстовский князь Андрей, считавший всех пришедших в Россию французов преступниками и желавший, чтобы пленных не брали, не стал бы стрелять. Но разве на рассвете 22 июня немцы обрушили бомбы не на спящих? И не на четверых здоровых захватчиков и убийц на чужой земле, как здесь, а на десятки, на сотни тысяч жителей Минска, Одессы, Бреста, мирно спавших в своих родных городах на родной земле Да разве это было только в тот роковой день один раз Что же получается? В одном случае "мы" приписали нашим пленным свои собственные трусливые пораженческие взгляды, настроение, состояние духа и не попытались помочь пленным, в сущности, просто предали их; во втором случае "мы" - такие большие гуманисты по отношению к врагам, что даже не разоружили их - об этом ни слова - чтобы не нарушить сладкий сон оккупантов. Как за это не дать Андрея Первозванного!