Читать «Сшит колпак» онлайн - страница 44

— Именно. Они замыкаются на себя, когда из них исчезают Иванушки-дурачки — генераторы парадоксов и несовершенств, возмутители спокойствия.

— Но ведь Нус не замкнут, — сказал Евгений. — Пока. На контакт пошел легко. Стремится к экспансии. Программа очень активная, ты же слышал: всех желает принять в спасительное лоно. Он продолжает ловить души по всей вселенной. А мы хотим его пронять стихами. Представляю, чем он встретит нас сейчас.

Евгений остановился и положил руку на плечо Бориса.

— Слышишь?

Нус что-то говорил. Негромко, без пафоса.

«Еще ты дремлешь, друг прелестный, пора, красавица, проснись…»

Кивала замолчал, увидев вошедших.

— Мы помешали? — спросил Борис.

— Я вспоминал.

— О чем?

— О времени, когда я ощущал мороз. Мог впитывать кожей тепло солнца. У меня было тело. Много тел. На Кальбе царила теснота. Я вспоминаю, но главное ускользает… «На мутном небе мгла носилась, луна, как бледное пятно, сквозь тучи мрачные желтела…» Теперь у нас не бывает мглы. И луны нет. А было целых две. Я их убрал, они мешали управлять океаном. Потом я отменил осень. Сгладил зиму. Ну а весна сама собой как-то… «Весенний ветер лезет вон из кожи, калиткой щелкает, кусты тревожит…»

Нус помолчал. Потом произнес с чувством:

Рассвет расколыхнет свечу,

Зажжет и пустит в цель стрижа.

Напоминанием влечу:

Да будет так же жизнь свежа!

Оказывается, один ваш поэт сказал, что такие стихи прочитать — горло прочистить, дыхание укрепить, обновить легкие. Они целебны.

Заря, как выстрел в темноту.

Бабах! — тухнет на лету

Пожар ружейного пыжа.

Да будет так же жизнь свежа.

В голосе Нуса звенела тоска. Он заборомотал:

— Язык. Язык. Язь и зык. Запах виногроз. Каждый третий день осьмицы начинается тревожным клекотом лапулек. Ах, лапульки! Где вы, мои лапульки? Ах несчастный я, несчастный…

— Борис, он сошел с ума.

— Сошел. Сошел. Вы правы. С ума. Сума. Сума моя пуста. Суматоха сферического совершенства. Смешные букашки. Ах, кутейники.

Бирис и Евгений молчали.

— «И все вокруг запело так, что козлик — и тот пошел скакать вокруг амбара», — вдруг сказал Нус очень внятно.

— Козлика нам не хватало! Женя, надо уходить. Пусть выговорится.

— Да, — сказал Нус. — Вы можете идти. И можете вернуться… Если захотите.

Два диска, те самые, гладкие, не тронутые временем, ожили, обрели глубину.

— Пройдите сквозь них, — сказал Нус, — и будете свободны.

— А как с Дмитрием? — спросил Евгений.

— «А там над травой, над речными узлами…»

— Эй, погоди! Мы не можем уйти без него.

— «Весна развернула зеленое знамя…»

— А Ю-Ынбу, Кваша, другие…

— «Чтоб волком трубя у бараньего трупа, — говорилось звучно, мощно, нараспев, — далекую течку ноздрями ощупать, иль в черном бочаге, где корни вокруг, обрызгать молоками щучью икру…»

— Ты слышишь? Нам нужны все!

— Идите, идите. Разве я кого- нибудь держу? — И он продолжал с нарастающей яростью: «И поезд от похоти воет и злится: хотится, хотится, хотится, хотится!»

Глава десятая. ПОЭТ И ХУДОЖНИК

Когда Дмитрий вернулся, Тэр по-прежнему сидела в качалке, и брат гладил ее руки. Из самого потаенного уголка Диминой души извлек Нус этот образ, отторгнул его, поселил в своем кошмарном, изломанном мире. И вот они снова встретились, и опять нет никого ближе.