Читать «Завещание Гранда» онлайн - страница 38

Речи, однако, не удались. Все они были обидно коротки и повторяли одна другую. Привычные будничные заботы уже возвращались и отвлекали единомышленников и соратников. В этот момент распорядитель дал по желанию семьи прощальное слово другу покойного.

Гвидон остановился у гроба, несколько раз постучал ладонью по полированному дереву, не столько призывая к вниманию, сколько пытаясь заставить себя поверить, что все это — не тягостный сон. Потом он глухо проговорил: «Не отводя своих глаз, смотрю я на мужественное лицо трибуна, навеки сомкнувшего уста. Возможно, оно не отличалось эстетской кукольной миловидностью, зато несомненно было сходно со сколом скалы, с ребристым обломком серого, точно вечность, камня.

И каждое мгновение вечности, застывшей в этих каменных скулах, ты отдал своему избирателю! Ты не жалел для него ни сил, ни времени, не пощадил и жизни. Твое стремление приобщить его к интеллектуальной наполненности царящих в обществе отношений нам слишком дорого обошлось, но ты ни минуты не колебался, движимый высшей самоотверженностью и жаждой облагородить мир.

И часа не прожито для себя! Все без остатка — электорату! Его заботы были твоими, в служении ему был весь смысл подвижнического существования. Ответственность, искренность, честь и совесть всегда направляли любой твой шаг. Прост ли ты был? Шел такой шепоток. Что ж, ты был прост. Но прост, как правда.

Естественно, что твои достоинства плодили недругов и завистников. Все те же клеветники России, испытанные в своем ремесле, распространяют грязные слухи, что в смерти твоей повинна фраза, в борьбе с которой ты изнемог. Подлый, нечистоплотный поклеп! Известно, что не с такими преградами справлялся ты на своем пути. Любые барьеры, любые заторы ты — хоть не сразу — одолевал.

Но — пусть их! При жизни ты отличался редким уменьем держать удар. Как мощный, неприступный утес, встречал ты наветы и всякий глум. Никто не услышал твоих оправданий. На провокаторские попытки разжать твои стиснутые губы был, как сказала Марина Цветаева, „ответ один — отказ“. Только он! И ты остаешься чист и светел.

Прощай, наш надежный, неколебимый! Прощай, бескорыстный и бескомпромиссный! Наш нелицеприятный, прощай!»

Оркестр обрушил марш фюнебр.

— Опять Шопен не ищет выгод, — чуть слышно пробормотал Гвидон.

— Что-то не так? — наклонился к Гвидону мужчина с депутатским значком.

— Вспомнил поэта, очень мне близкого. Ушел много раньше, чем мой Портянко.

— Сочувствую вам, — депутат затуманился. — Да, все там будем. Закон природы. Спасибо за прекрасную речь. Сразу понятно, что — от души. Вы высказали то, что я чувствую. Гузун, — представился он под конец.

«Другие с этого начинают», — подумал Гвидон с неудовольствием.

Ему пришлось еще несколько раз принять благодарные восторги, с платком в руке пробилась Гуревич. Она умиленно утерла глазки.