Читать «ЛетныеДневникиЧастьШестаяВасилий» онлайн - страница 18

             Единственно: какой же пролетарий, а особливо евонная озябшая жена, стерпит перед замерзшим носом своим дымящую трубу. Тут же окажется, что им ну прям дышать нечем. Классовая ненависть.

            Ничего, мы ночью подтапливать будем. А если чего – и в рожу…

            Ну а что делать, если к тому идет. Хорошо, если не понадобится. И все же надо учиться науке выживания.

             Вспоминаю послевоенное детство. Не было у нас в городке ни ателье, ни сапожных мастерских, ни молочного магазина. Обувь сапожники тачали на дому; костюмы и платья заказывали мадиске (модистке), тоже на дому; за парным молоком я с бидончиком ходил к бабке; мебель делали столяра, добротную, из чистого дерева; печки ложили печники; сосед, сухорукий сапожник дядя Гриша Золотко, дымя махоркой, подбивал подошвы моих башмаков кожимитом, березовыми гвоздями: «Це будэ стоить сорок пьять копеек…» Между прочим, чуть не всего Лермонтова наизусть знал.

           Где они теперь – печники, сапожники, мадиски, молочницы, плотники, мебельщики, колодезные мастера? Люди, перед умением которых я до сих пор преклоняюсь?

Вытравили. А ведь эти люди – производили! А теперь – «дай». Наплодили ПТУ, с конвейера гонят вал сопляков – без умения, без желания, без достоинства мастера, без сознания своей профессиональной состоятельности и необходимости. И они – дают! Весь мир удивляется: во дают!

           Вот я и вынужден быть сам себе мастером, в меру сил и способностей Сам себе и печник, и каменщик, и плотник, и столяр, и слесарь, и механик, и повар, и музыкант. И все – на тройку, выше я не умею, ибо – самоучка. Спасибо, что родители чему-то научили, да надоумили учиться ремеслам  самостоятельно.

            Надо только понять будущим исследователям психологии людей в период т.н. перестройки: какой же гигантской силы пресс советской действительности нас плющил – а мы выжили! Не скурвились, остались людьми… правда, ожесточились.

            Бегут за рубеж, за бугор, самые истовые дерьмократы, митинговые трибуны, бегут, набив шишки о бетонную стену действительности; бегут и кто послабее духом, устав от бардака и нищеты. А я не испытываю и теперь никакого желания хрять. Я – кот, гуляю где мне вздумается, но я люблю свое место. Не надо мне пальм, не надо жары, пляжей, пива без очереди, кондишенов и т.п. сервиса цивилизации. Мне и в куфайке хорошо в Сибири.

            Они бегут от людей – к людям же. От плохих наших к хорошим ихним. Они там среди тех хороших собираются делать бизнес, вертеться в беличьем колесе – среди таких же, но более опытных и отнюдь не желающих пропустить вперед чужака.

            А главное: вспомнят же под пальмами родные березки – неужели не дрогнет сердце, не набежит слеза?

            Я далек от того, чтобы уж так клясться в любви к родному пепелищу, но, черт возьми, я и не настолько нищ духом, чтобы не осознать, где, в каком краю я живу и что могу потерять.

            Там я буду не жить, а биться за существование среди чуждой толпы. Чуждой. Там будет кондишен, но не будет русской общей бани, где свои под веничек поругивают правительство. Там не будет каменистого берега Енисея с чистейшей водой. За доллар там тебя свозят хоть в Большой Каньон, за доллар высунут в частном лесу из-под земли гриб, вытолкнут к крючку рыбку… а уж от берега Миссисипи сам убежишь, зажав нос.