Читать ««Сказка о царе Салтане» как христианская фэнтези» онлайн - страница 6

Елена Владимировна Хаецкая

На Западе в это время брак еще не был общим церковным таинством. Только сверхблагочестивые монстры, вроде Симона де Монфора, звали епископа — благословить брак своих детей. На Востоке брак был уже таинством, прообразом союза человека и Бога, Бога и Церкви. Соответственно, никаких человеческих «трагедий» — в худшем смысле этого слова — здесь быть не может. А может здесь быть только гармония и согласие, муж и жена — едино.

И что делают эти примерные христианские супруги, получив благословение матушки?

Князь недолго собирался,

На царевне обвенчался;

Стали жить да поживать,

Да приплода поджидать.

И все! Больше ничего ведь и не надобно.

У Гвидона все очень просто, в полном согласии с собой, с Богом, с церковью. Он — внутри пасхального яичка. И царевна, и царица — там же. И душа у них болит о тех, кто — вне.

А кто вне? Царь Салтан. В описании его царства нет ни церквей, ни колокольного звона, он сидит «с грустной думой на челе». Печаль — от греха. Царевич об этом знает и прилагает все усилия к тому, чтобы и отца ввести в свою пасхальную радость.

Что делает царевича таким мудрым? Предполагаю, что это не его личная, персональная мудрость, но мудрость, присущая вере, как бы общая мудрость всей Церкви, которой Гвидон позволяет действовать в себе.

Как ведет себя царь? Он — слабый человек, придворные им манипулируют, он с трудом стряхивает с себя их влияние. От радости царь напивается, от горя начинает «кудесить» и едва не вешает гонца. В общем, царь — самый обыкновенный, нормальный человек; просто жену он взял себе необыкновенную. Жена и сын его жалеют и как бы втягивают к себе, наверх.

Интересно, что абсолютная естественность, органичность этой — не просто религиозности, но церковности — Гвидона таковы, что мною во времена асболютно нецерковного (хотя и религиозного) детства она вообще не замечалась. Я замечала религиозную заостренность Парсифаля, рыцарей Круглого Стола, потому что там все было порознь, все кололо глаз, все будоражило: Парцифаль — отдельно, Грааль — отдельно, между ними — напряжение, притяжение, звенящая струна. Это вообще характерно для западного христианства, для религии действия: натянутая нить между человеком и объектом его поклонения: святыню — завоевать, Деве Марии — служить, чтобы до нее дойти, доползти (как в стихотворении «Жил на свете рыцарь бедный»). Восточный христианин — он и Деву Марию в груди носит, и никуда идти не надо, и святыню не завоевывает, а обретает, буквально подбирает в лесу или из речки вылавливает. То есть, для Запада, будем так говорить, характерен рыцарский религиозный квест, а для Востока — нахождение внутри, не столько действие, сколько состояние.