Читать «Метелица» онлайн - страница 67
Анатолий Борисович Данильченко
— Слыхал, как наши под Сталинградом, а?
— А то как же! Поговаривают, немцы траур объявили.
— То-то. Полторы мильены ухандохали! Теперя не долго ждать, помяни мое слово. Шуганут… А твои знают?
— Все от мала до велика.
— Ну, прощевай, дело тут у меня…
Он шагал дальше, шумно всасывая носом морозный воздух. Ненароком повстречал Гаврилку и хотел было пройти мимо, да не выдержал — больно удобный случай подвернулся, чтобы поддеть немецкого прислужника. Остановился посередине улицы, повернулся спиной к ветру. Дул жесткий северяк, то налетая злобными порывами, то стихая, отринув от спины, как ослабевшая пружина. Истертым веником шаркала поземка по толстой после оттепели синеватой корке снега. Солнце кособоко повисло в чистом небе, и лучи его остекленели меж ветками верб.
— С морозцем тебя, Антип! — заговорил Гаврилка.
— Здорово был, Гаврило.
С тех пор как произвели Гаврилку в старосты, стал он называть Антипа Никаноровича не как раньше, почтительно, Никаноровичем, а просто Антипом, давая почувствовать свою власть над ним. Антип Никанорович, как и до войны, называл старосту Гаврилкой, но с таким видом, будто хотел сказать: к стенке поставь, а Кондратьевичем не назову, гниду подзатыльную.
— Хлопочешь все, трудишься на пользу обчества? — спросил Антип Никанорович с ухмылочкой.
— Дела, Антип. За всех ить думать надо.
Антип Никанорович крякнул, переступил с ноги на ногу и заметил с сочувствием в голосе:
— Оно и видно, конешно… Носишься, как блоха на подкове, радеешь.
Гаврилка поперхнулся дымом папироски. Теперь он самосада не курил, привык, видать, к мягкому табаку. Антип Никанорович сделал безобидное лицо, и Гаврилка пропустил мимо ушей эту насмешку. Он сделал затяжку и передернул плечами.
— Погода-лярва! До костей жгёть!
— В такой одежке? — удивился Антип Никанорович и указал на Гаврилкин тулупчик: — Когдай-то разжился? Хорош тулупчик, у Ивана Моисеева такой же. И сколько отдал?
Знал он, что тулупчик у Гаврилки с чужого плеча и «платили» за него полицаи карабином в зубы, потому и спросил о цене. Сейчас он ненавидел Гаврилку лютой ненавистью, дай волю — задушил бы и не перекрестился. А насмехается Антип Никанорович, так терпи, гнида, властью своей не испугаешь. Терпит же Антип Никанорович, видя на твоих плечах ворованный тулупчик, а на своих — поношенную фуфайку.
— Все с кошельком, — ответил Гаврилка и достал новую папироску.
— Привык? — Антип Никанорович стрельнул глазами на папироску и усмехнулся.
— Солома! — Гаврилка сплюнул. — Навару никакого, разве што — пользительные.
Глядел Антип Никанорович на румяное, заплывшее жиром лицо старосты и соображал, как бы половчее ввернуть про Сталинград. Знает Гаврилка о разгроме немецкой армии, потому и присмирел, не огрызнется на насмешку.
— Што новенького там, в Липовке?
— Да все то ж.
— Ой ли? А люди поговаривают, под Сталинградом заваруха крепкая. Побили немца али как?
— Война — она война, всяк оборачивается.
— Полторы мильены — это не «всяк». Это, брат, крышка!
— Брешуть!
— Не скажи, не скажи. Голая правда — полторы мильены, копейка в копейку.