Читать «Метелица» онлайн - страница 67

Анатолий Борисович Данильченко

— Слыхал, как наши под Сталинградом, а?

— А то как же! Поговаривают, немцы траур объявили.

— То-то. Полторы мильены ухандохали! Теперя не долго ждать, помяни мое слово. Шуганут… А твои знают?

— Все от мала до велика.

— Ну, прощевай, дело тут у меня…

Он шагал дальше, шумно всасывая носом морозный воздух. Ненароком повстречал Гаврилку и хотел было пройти мимо, да не выдержал — больно удобный случай подвернулся, чтобы поддеть немецкого прислужника. Остановился посередине улицы, повернулся спиной к ветру. Дул жесткий северяк, то налетая злобными порывами, то стихая, отринув от спины, как ослабевшая пружина. Истертым веником шаркала поземка по толстой после оттепели синеватой корке снега. Солнце кособоко повисло в чистом небе, и лучи его остекленели меж ветками верб.

— С морозцем тебя, Антип! — заговорил Гаврилка.

— Здорово был, Гаврило.

С тех пор как произвели Гаврилку в старосты, стал он называть Антипа Никаноровича не как раньше, почтительно, Никаноровичем, а просто Антипом, давая почувствовать свою власть над ним. Антип Никанорович, как и до войны, называл старосту Гаврилкой, но с таким видом, будто хотел сказать: к стенке поставь, а Кондратьевичем не назову, гниду подзатыльную.

— Хлопочешь все, трудишься на пользу обчества? — спросил Антип Никанорович с ухмылочкой.

— Дела, Антип. За всех ить думать надо.

Антип Никанорович крякнул, переступил с ноги на ногу и заметил с сочувствием в голосе:

— Оно и видно, конешно… Носишься, как блоха на подкове, радеешь.

Гаврилка поперхнулся дымом папироски. Теперь он самосада не курил, привык, видать, к мягкому табаку. Антип Никанорович сделал безобидное лицо, и Гаврилка пропустил мимо ушей эту насмешку. Он сделал затяжку и передернул плечами.

— Погода-лярва! До костей жгёть!

— В такой одежке? — удивился Антип Никанорович и указал на Гаврилкин тулупчик: — Когдай-то разжился? Хорош тулупчик, у Ивана Моисеева такой же. И сколько отдал?

Знал он, что тулупчик у Гаврилки с чужого плеча и «платили» за него полицаи карабином в зубы, потому и спросил о цене. Сейчас он ненавидел Гаврилку лютой ненавистью, дай волю — задушил бы и не перекрестился. А насмехается Антип Никанорович, так терпи, гнида, властью своей не испугаешь. Терпит же Антип Никанорович, видя на твоих плечах ворованный тулупчик, а на своих — поношенную фуфайку.

— Все с кошельком, — ответил Гаврилка и достал новую папироску.

— Привык? — Антип Никанорович стрельнул глазами на папироску и усмехнулся.

— Солома! — Гаврилка сплюнул. — Навару никакого, разве што — пользительные.

Глядел Антип Никанорович на румяное, заплывшее жиром лицо старосты и соображал, как бы половчее ввернуть про Сталинград. Знает Гаврилка о разгроме немецкой армии, потому и присмирел, не огрызнется на насмешку.

— Што новенького там, в Липовке?

— Да все то ж.

— Ой ли? А люди поговаривают, под Сталинградом заваруха крепкая. Побили немца али как?

— Война — она война, всяк оборачивается.

— Полторы мильены — это не «всяк». Это, брат, крышка!

— Брешуть!

— Не скажи, не скажи. Голая правда — полторы мильены, копейка в копейку.