Читать «Метелица» онлайн - страница 59

Анатолий Борисович Данильченко

Собрав урожай и закончив осенние полевые работы, Полина запила еще сильней. Теперь она не таилась от людских глаз — пила и с утра, и днем.

— Остановись, Поля, уймись! — говорила Прося.

— Ай! — отмахивалась она.

— Катишься под гору, — не отставала старшая сестра. — Пропадешь ить.

— Все одно, сестрица. Что мне теперь? Изломалась…

* * *

Поздней осенью наведался Захар.

На улице, как подвыпивший мужик, из стороны в сторону качался ветер, ляпая плохо затворенной ставней, бушевал по деревне с разбойничьим посвистом и глухими стонами; невидимый дождь шепелявил по-стариковски, увязая в черной ночи, как в смоле.

В хате стояла нудная тишина, даже сверчок за печкой молчал. Максимка спал, а Полина сидела по своему обыкновению с полстаканом самогона и глядела, как расплываются по поверхности огненного питья жирные пятна сивушного масла. Хмель ее не брал, в голове было ясно и пусто. Не хотелось спать, не хотелось двигаться и думать о чем-либо.

Скажи сейчас Полине: «Ты умрешь» — не испугается, скажи: «Жить будешь» — не обрадуется. Тягостное равнодушие, как медом, обклеило ей душу. Единственное, что еще шевелилось в ее сердце — это жалость к хилому сыну. Никогда он не болел, а в эту осень то скарлатина нападет, то рассопливится, то кашель его мучит, как немощного старика.

В окно, выходящее во двор, громко постучали.

«Кого еще там черти несут на ночь глядя?» — лениво подумала Полина, вышла в сенцы и спросила:

— Кто там?

По осипшему голосу признала мужа, и неожиданный страх охватил ее. Задрожавшими вдруг пальцами скинула с пробоя толстый железный крючок и впустила промокшего до нитки Захара. Тут же, в сенцах, он скинул ватную фуфайку, сапоги и босиком прошел в хату.

— Тише, тише, Максимку разбудишь, — зашептала Полина в крепких Захаровых объятиях и подумала: «Может, узнал от кого?» Но по тому, как муж обнимал ее, поняла: не знает. «Ляд с ним, все равно, хоть и узнает», — уже равнодушно подумала она. Пальцы перестали дрожать, и страх скатился с нее, как банная вода.

Захар оглядел хату, заметил бутылку самогона на столе и улыбнулся:

— Ого!

— Садись, не шуми только. Голодный небось? — спросила Полина. — Продрог… Хлебни-ка стаканчик — согреешься. Я быстро. — И она захлопотала у печки.

Обождав, пока Захар поест, она заговорила:

— Ну, рассказывай.

— Чего рассказывать? Шляемся, как волки, по лесу, когда немца пристукнем, когда хвост подожмем да — в нору. Тем и живем.

Захар достал кисет и неуклюжими волосатыми пальцами начал скручивать цигарку. Руки его медленно шевелились на вытертой клеенке, саженные плечи заслонили Полине, сидящей напротив, все окно, лохматые брови кособочились, собирая к переносице веер морщин, скуластое лицо кудлатилось густой черной щетиной, и во взгляде мелькало что-то звериное, хищное. Здоров был Захар. До войны слыл на деревне силачом и человеком опасным. Никто не считал, сколько зубов повылетало от его кулака в пьяных драках, сколько синяков обтерли бабы мокрыми полотенцами на телах своих мужиков. Единственным человеком, кому уступал Захар дорогу, был дед Антип. Уважал его Захар и побаивался, зная, что супротив этого старика идти не следует — на испуг не возьмешь, а обиды дед Антип не простит: если не кулаком, то оглоблей перешибет хребтину. Год бродяжничества по лесам не ослабил Захара, только сделал нелюдимей и злей.