Читать «Метелица» онлайн - страница 319
Анатолий Борисович Данильченко
— За что же вас? — напомнил Тимофей. — Я при чем?
— После осуждения вашего односельчанина, как его, запамятовал…
— Довбня Захар.
— Да-да, верно. Так вот, после суда над ним я пробовал ставить вопрос о пересмотре вашего дела. Это у нас называется — по вновь открывшимся обстоятельствам. Настаивал, требовал, а в результате вынужден был просить об отставке.
— Почему же?
— Да очень просто: я закончил следствие, передал дело в суд и я же прошу пересмотра — перечеркиваю свою работу. Какой же из меня, к черту, работник! Но я не сожалею. Не сожалею, что сейчас, именно сейчас, — подчеркнул он, — я не следователь, а юрисконсульт.
Непонятная поначалу откровенность Брунова вдруг показалась Тимофею своеобразным оправданием. Запоздалым оправданием за допущенную в сорок пятом грубую ошибку, стоившую ему очень дорого. Утешение слабое. И все же воспринималось это совсем по-другому, нежели оправдания Захара. Тот вызывал неприязнь и раздражение, следователь же, открываясь с неожиданной стороны, пробуждал уважение к себе. Весь его вид, интонация голоса говорили о том, что он сожалеет о случившемся и признает свою вину.
— Но мы отклонились, — спохватился Брунов. — Я обещал не задерживать. Скажите, как вы знали… ну, в каких отношениях были с Чесноковым во время оккупации?
— С Чесноковым?
— Да, с Ильей Казимировичем.
— Н-не понимаю, зачем это?
— Так, для себя.
Тимофей насторожился. Какого черта понадобилось юрисконсульту разузнавать о жизни Чеснокова в оккупации? А что, если Брунов наврал о своем юрисконсульстве, что, если копает под Илью Казимировича? От такой догадки ему стало не по себе. Ведь только что поверил человеку, посчитал его искренним. Неужели все слова Брунова — ложь? Нет, не может быть, не похоже. В конце концов, это грубое нарушение закона, следователь не решится, не посмеет. Время не то, да и человек не тот. Хотя кто его знает…
— В нормальных деловых отношениях: я — учитель, он — инспектор. Довоенные, конечно, инспектор и учитель, — ответил он нехотя.
Интерес к разговору пропал. Более того, заподозрив Брунова в нечестности, Тимофей не хотел дальше сидеть с ним рядом, сама беседа становилась неприятной.
— Он был связан с подпольем?
— Кажется, да. Во всяком случае, я так думаю.
— А почему думаете так?
— Ну-у, не знаю. По его поведению, по всей обстановке…
— Полунамеки, недосказанности, таинственность, значительный вид… Так? — прищурился хитро Брунов.
— Послушайте, — рассердился Тимофей. — Я не знаю, что вам надо от Чеснокова, но если ждете от меня каких-то компрометирующих сведений, то напрасно. Чеснокова я знал и знаю как порядочного человека.
— Ничего я не жду, — сказал досадливо Брунов. — Вы меня неправильно поняли. Я к тому, что ни с каким подпольем он не был связан. Поза это все. Поза!
— Но если и так, что в этом преступного?
— Ровным счетом ничего. Я веду разговор не о преступности, а о порядочности и затеял его, чтобы расставить все по своим местам. Думаю, вам это пригодится. Помните, еще во время следствия вы ссылались на Чеснокова как на человека, способного подтвердить вашу невиновность. Я тоже надеялся. М-да, крепко надеялся… Так вот, открестился от вас Чесноков. Как только узнал, что вы арестованы, так и открестился. В общем, не заблуждайтесь насчет его порядочности. — Он снова прищурился с хитрецой и поглядел на зеленое здание облоно. — Вы ведь от него, не правда ли?