Читать «Штурмуя небеса» онлайн - страница 4

Джей Стивенс

Такими были хиппи

Многие писатели, обдумывая бурные общественными волнения и общую сумятицу шестидесятых, обратились к стихотворению ирландского поэта Уильяма Батлера Йитса, в котором содержались следующие строки:

Все распадается; на центр нет опоры;

Анархия весь мир накроет скоро,

Волна кровавая вздымается, и в ней

Священная невинность захлебнулась;

К добрейшим нет доверия, подлейших

Приветствуют за страстность и напор.

Это строчки из поэмы «Второе пришествие». Поэма посвящена, по-видимому, воскрешению Христа, хотя большая ее часть рисует антихриста, очнувшегося после «двадцати веков беспробудного сна» и медленно ползущего через пустыню:

И что за зверь, чей пробил темный час,

Плетется в Вифлеем, чтобы родиться там?

[11]

Для многих американцев в образе косматого неуклюжего зверя воплощалась та тревога, которую они испытывали каждый раз, когда думали о своих детях. Действительно, чтобы сделать поэму современной, следовало добавить лишь одну поправку: заменить «Вифлеем» на «Сан-Франциско».

Что такого особенного было в этом шестом по величине городе Америки, что во второй половине двадцатого столетия превратило его в Мекку для недовольных? Алан Уоттc,[12] играющий в нашем рассказе второстепенную, но значительную роль, полагал, что дело в средиземноморском климате Сан-Франциско, который служил вакциной против вируса пуританства. Другие считали, что дело в традиционной сан-францисской терпимости. Город, который долгое время был безопасным прибежищем для всех гонимых, мог похвастать гораздо большим количеством анархистов, коммунистов, «индустриальных рабочих мира»,[13] битников, мистиков и эксцентричных вольнодумцев на квадратный километр, чем набралось бы во всех остальных городах Америки, вместе взятых. Однако можно и просто вспомнить географию. Сан-Франциско называли «королевой Калифорнии». А Калифорния, как не уставали твердить журналы и социологи, была местом, где настоящее граничит с будущим.

В Калифорнии все было больше, новее, быстрее, лучше и блистательней. Она была бриллиантом в короне технократии. На одной стороне долларовой купюры изображен оттиск большой государственной печати Соединенных Штатов, на котором можно увидеть треугольную пирамиду с легендарным девизом «novus ordo seclorum» — «новый мировой порядок». И Калифорния располагалась на вершине этой пирамиды. Так что было вполне понятно, почему восстание против «нормальной» жизни началось именно там.

* * *

Аллен Гинсберг появился на Хэйт-Эшбери незадолго до одиннадцати. Со своей развевающейся по ветру бородой и совершенно лысой макушкой он был похож на раввина. На нем был белоснежный медицинский халат, подпоясанный голубым пляжным поясом. Пока он шел по парку, со всех сторон слышались радостные приветствия. У других — Тима Лири, Кена Кизи и Алана Уоттса — тоже были свои поклонники, но Гинсберга признавали и любили все. Он был ниточкой связывающей с прошлым, одним из немногих оставшихся ветеранов бит-движения, благодаря которому во многом стали возможны сегодняшние события.