Читать «Слой-2» онлайн - страница 175

Глава одиннадцатая

Слесаренко узнал о случившемся только восьмого, ближе к вечеру. Телефон звонил весь день, но он не брал трубку, а потом и вовсе отключил аппарат от сети. Насчет поездки в больницу договорился с сыном, что тот возьмет из гаража машину после обеда и они все вместе поедут в Патрушево к четырем часам, когда наступит приемное время.

Обычно в праздник они собирали гостей у себя: сват со сватьей, Чернявский, верина старая во всех смыслах подруга Лариса, одинокая и безутешная после очередного развода, иногда кто-нибудь из слесаренковских приятелей по службе. Но в этот раз без Веры всё распалось само собой.

Жена сына передала приглашение от своих родителей, но Виктор Александрович со «спасибом» отказался: нет настроения, чувствует себя неважно, да и не было никакого желания переться куда-то в микрорайоны к малознакомым людям, так и не ставшим близкими за эти несколько лет после сыновней свадьбы – другой мир, другая жизнь, встречались только по дням рождения, на первое и седьмое; Новый год справляли каждый по-домашнему. Слесаренко даже не помнил, где и кем эти «другие старики» работают – было говорено, но выпало из памяти; он бы сказал: к стыду своему, но на самом деле стыдно не было, просто безразлично, живут себе – ну и слава богу. Один-единственный раз сын подъехал к нему с разговором, что вот, мол, тесть хотел бы встретиться, кому-то там в конторе надо чем-то помочь через мэрию, протолкнуть какую-то бумагу, но Слесаренко так накричал на него, как не кричал со школьных времен, когда сын вдруг решил жениться сразу после выпускного вечера; сын побледнел смертельно и дня три-четыре не разговаривал с отцом, но потом первый пришел мириться, и Виктор Александрович понял с гордым удивлением, что его сын стал взрослым человеком. Был и ещё один скандал, но уже тихий, в свирепом кухонном шепоте: Вера спросила, не мог бы он посодействовать обмену тёще-тестиной квартиры на такую же в центре, поближе к ним, к Максимке, ведь те «другие» тоже были бабушкой и дедушкой и так же любили внука и имели на него все права. Дети были дома, и Виктору Александровичу пришлось сдерживать голос и раздражение; Вера закрыла глаза и замахала перед лицом руками: всё, вопрос закрыт, не будем об этом. Слесаренко не удержался и прошипел: «Я тебя в последний раз предупреждаю!..» – и принялся доедать свой ужин, совершенно утративший всякий вкус еще и потому, что отнюдь не «использование служебного положения в личных целях» так разъярило Виктора Александровича, а ужаснувшая его возможность появления упомянутых родственников в опасной ежедневной близости от его собственного дома.

Седьмого дети уехали «туда» с Максимкой, он же до обеда не выходил из дома, валялся на диване и дочитывал уже изрядно надоевшие ему хрущевские воспоминания, потом с отверткой в руках полез отвинчивать на кухне проклятый плафон и уронил его и чуть не разбил, благо он из прозрачного пластика, но все-таки треснул с одной стороны, хоть и не до конца, и Виктор Александрович, сменив лампочку, привинтил плафон к потолку трещиной на окно и остался доволен своей технической смекалкой. С женой они договорились, что на праздник он не приедет, побудет дома с детьми, а восьмого нагрянут все вместе и обязательно с Максимкой. Вечером раньше, когда они с Чернявским обмывали микроволновку, пришедший с работы сын обрадовался покупке, сбегал куда-то к друзьям за фотоаппаратом «Полароид» и сделал снимок: Чернявский справа, Слесаренко слева, Максимка внизу, а в центре – сверкающая кухонная обновка. Фотографию решили отвезти в больницу и порадовать Веру зримым доказательством. Вечером снимок всем понравился, а утром Виктор Александрович порвал его и выкинул в мусорное ведро: две багровые пьяные рожи скалились в объектив, а печка вообще «не читалась», смазанная отраженным бликом фотовспышки.