Читать «Метафизика исповеди. Пространство и время исповедального слова. Материалы международной конференции» онлайн - страница 68

Пожалуй, наиболее ярко и полно картина создания подобного рода авто/биографических произведений представлена в "Книге" Маргариты Кемпийской. Здесь от имени безымянного священника передается шаг за шагом весь процесс её написания и обозначаются роли двух "соавторов" Маргариты - писца, которому она диктовала свой рассказ, и позднейшего переписчика. Можно заметить, что роли эти мало отличаются от роли самой Маргариты, поскольку главным "автором" "Книги" всё же является сам Господь. Именно Он чудесным образом повелел предать гласности откровения своей избранницы, вложил в ее уста нужные слова, содействовал успешному ходу работы над сочинением и в конце концов привёл его к благополучному завершению.

Составляют ли все эти примеры некое единое целое, которое можно обозначить понятием "автобиография"? Если только не предъявлять к ним те же требования, что и к литературному жанру, появившемуся много позднее. Средневековую автобиографию подобно другим видам сочинений, рождавшимся из "внелитературных ситуаций" и их обслуживавшим, лучше рассматривать как ответ на запросы постоянно воспроизводимых конкретных жизненных обстоятельств. В нашем случае - культа святых и повседневной практики святости. В других, как, например, в "записках для памяти" и "домашних хрониках" XIV-XVI вв., - обстоятельств иного, преимущественно социально-экономического порядка.

A. Ingram. Hypochondria and Confession In the Journals of Jjames Boswell

 A. Ingram,  Professor of English, University of Northumbria at Newcastle

Boswell’s Wretched Register: Hypochondria and Confession In the Journals of Jjames Boswell

Boswell was a compulsive and life-long recorder. ‘For my own part’, he wrote in 1783, ‘I have so long accustomed myself to write a Diary, that when I omit it the day seems to be lost, though for the most part I put down nothing but immaterial facts which it can serve no purpose of any value to record’.^[11] He first began to keep a journal in 1758, when he was seventeen, and from 1762 until his death in 1795 he maintained, more or less consistently, the habit of writing up, often in minute detail, and often after a delay of days or even weeks, the events, thoughts, conversations and transactions of his life. ‘I should live’, he observes in his journal during an optimistic period in his mid thirties, ‘no more than I can record, as one should not have more corn growing than one can get in. There is a waste of good if it be not preserved.’^[12] Over a lifetime, naturally, there is great variety in the mood and materials that are gathered into Boswell’s journal, but two features persist, often in inverse relation to each other: his exuberance, and his depression. For Boswell was also a life-long hypochondriac.

Hypochondria, melancholy, depression, pervaded every aspect of Boswell’s life and of his writing, manifesting itself as a sense of personal worthlessness, as excruciating guilt for things done, or not done, or simply as an undeniable awareness of the futility of human existence, often accompanied by religious doubts. As he writes to his friend John Johnston from Holland in 1764, ‘I saw all things as so precarious and vain that I had no relish of them, no views to fill my mind, no motive to incite me to action.... Black melancholy again took dominion over me.’^[13] Moreover, as the existence of this letter indicates, Boswell also felt the overwhelming urge to tell others of his depression, an instinct that, he feared, laid him perpetually open to ridicule or to censure. In London, in 1786, he talks of his low spirits to his fellow bar counsel, adding in his journal account: ‘This was imprudent. But mental pain could not be endured quietly.’^[14]