Читать «Метафизика исповеди. Пространство и время исповедального слова. Материалы международной конференции» онлайн - страница 4

эксплуатации жанра в XX столетии) и философской исповеди (от В.Печерина, П.Чаадаева и М.Бакунина до Л.Шестова, В.Розанова и Н.Бердяева). Исповедь как таинство и литературный жанр исполняются в разных жизненных планах, но имеют общую творческую задачу и общую деятельностную структуру. По П.Флоренскому, человек устроен исповедно: в наивной душе мытарствует немота грешного тела; в духе мучается ужасом расщепления коснеющее “я”, и вся богоподобная троичность микросома одержима словом исповедального самопризнания, чтобы вернуться, через катарсис искомой идентичности, к целостному бытию под Божьим небом и на Божьей Земле. Внутренняя энергия исповеди каждый раз заново собирает человека быта и человека искусства (а также героя текста) в том неотменяемом топосе жизненного мира, в котором они призваны к взаимно-творческому богочеловеческому со-деланию. Масштаб исповедного мироощущения задан Августином: в пространстве души автора-героя манихейство и христианство - не просто биографические вехи на пути к Истине, но мировые стихии в последнем поединке. Боэций, Петрарка, Абеляр еще сохраняют черты исповедного эпоса, но уже Просвещение (Руссо) обытовляет исповедные ценности, что привело к превращению исповеди к эстетически самоценной повествовательной игре (Ш.де Лакло, А.Мюсе, Мериме). На русской почве попытку вернуть литературно-публицистческой исповеди ее героические параметры предпринял в специфических условиях эмиграции Герцен. Наследник традиции приоритетного слова (т.е. слова, впервые говорящего последнюю правду), он определил свой голос как “исповедный” и “дальний” (= исповедаль-ный!). По его убеждению, интимное слово исповеди преобразуется в голосовое представительство народной совести (проповедь) и обличения (отповедь) и наследуется в качестве национального опыта самосознания (заповедь). Новая поэтика жанра оформилась в “Исповеди” Л.Толстого и в монологах героев Достоевского (“Исповедь” Ипполита в “Идиоте”; “Исповедь Ставрогина” в “Бесах”; Зосима в “Братьях Карамазовых”).

Исповедь - обряд так же относится к “исповедности” (вид пафоса) в искусстве, как рукописный дневник к книге. Смысловое напряжение, возникшее между этими типами исповедной практики, определило фактуру таких текстов, как “Опавшие листья” В.Розанова, “Столп...” П.Флоренского, характер прозы Шестова, “Самопознания” Н.Бердяева, “Бесконечного тупика” Д.Галковского. При всей серьезности, эти тексты отмечены декадентским эстетством, самоиронией и авторской раздвоенностью.