Читать «Старые годы. Русские исторические повести и рассказы первой половины XIX века» онлайн - страница 10

– Но разве ты хочешь совершенно простить коварного Мазепу? Зачем, оправдывая его, ты обвиняешь только дочь свою? Друг мой, сжалься над нею, не оставляй ее в сетях порока, возьми Марию, затвори ее, если хочешь, в мертвых стенах монастыря, пусть там оплачет она свое заблуждение и под власяницей отшельничества загладит первый грех неопытной юности! – так говорил Чуйкевич.

Неутешная Любовь и все гости обступили неумолимого, но напрасно – он отверг их просьбы.

– Если не хочешь быть у него сам, напиши письмо... я отвезу его и доставлю тебе обстоятельный ответ, – говорил Искра, бывший полковник Полтавского полка. – Решайся, Кочубей, не мучь себя, не терзай всех нас. Говори – да или нет?

Кочубей подумал и согласился. Он пишет, рука его дрожит, слезы смывают строки... он смотрит на Любовь – Любовь умоляет его взором, неотступный друг ждет – и письмо готово, оно в руках Искры, Искра летит – и горделивый гетман уже читает его, язвительно улыбаясь.

Прошло несколько дней – и верные друга Кочубея снова собрались под сень его мирного жилища. Быстро примчался назад Искра с роковым ответом: «Гетман не отдает ее!» – вскричал он – и все вскочили, затрепетали. «Гибель, гибель развратителю наших чад!» – кричали они, прочитав письмо Мазепы, и звонкие сабли скрестились символом священной клятвы. Один Кочубей молчал, но в душе его зрели новые думы, новые чувства.

– Други! – вдруг произнес он, как будто воскреснув. – Мазепа смеется над моими упреками, над моими слезами. На что давать пищу крокодилу? Полно, у меня нет дочери, нет слез об ней – я стыжусь прежней горести и хочу с вами веселиться. Эй, венгерского! Пейте, друзья мои, пейте – и заглушите последний вопль родительского сердца! Она не возвратилась, она не хотела возвратиться – у меня нет более дочери. Одно чувство осталось в груди моей, и это чувство – месть!

– Месть! – закричали все и сковались руками.

Вдруг начали рассказывать, толковать дела и поступки гетмана. Все хотели немедленно схватить подозрительного злодея, предать его ярости угнетенного им народа. Кочубей остановил бурный порыв их исступления, упросил отсрочить исполнение замысла. Увы! Он упросил их отсрочить только свою погибель!

ГЛАВА VII

Где сердце любит, где страдает,

И милосердный Бог наш там;

Он крест дает и Он же нам

В кресте надежду посылает.

Сладкий сон беспечности чуждается злодея, прошедшее и будущее, как змеи, сосут его сердце! Злодей Мазепа не спал, хотя и царедворцы великого Петра усыпляли его на розах милости, одевая щитом своего предстательства и дружбы. Это были Шафиров и граф Головкин; пронырливый льстец успел выслужить их внимание, расточительными подарками выиграть привязанность и благодарность; одним словом, он назывался их другом – и почему не так! Мазепа был князь, действительный тайный советник, кавалер, правитель целого народа! Вельможи русского царя любили и почитали Мазепу – сам Петр благоволил коварному гетману, обольщенный наружною его преданностию. До престола его не доходил голос утесненной правды – среди бурь военных, среди всеобщего потрясения государства очи его были устремлены на великий план преобразования; ему недоставало и минуты заглянуть в темное сердце скрытного злодея. Тогда как Кочубей истощал последние силы в неусыпном труде в должности генерального судьи и с верою в Бога не сторожил от клеветы своей славы, тогда непримиримый и низкий враг его, гетман, ковал на него втайне стрелы неприязненной мести: в письмах своих к Шафирову и Головкину он выставлял его горделивым завистником, наветчиком, душою бунтов неспокойного народа. Ему верили слепо – и славное имя добродетельного затвердилось в их памяти как имя человека опасного. Они советовали гетману удалить его от дел правительства, но, отдавая должную справедливость образованному уму и неусыпной деятельности Кочубея, Мазепа отклонял их предложение, уверяя, что не хочет быть виновником его падения, его горестей! Так клеветал порочный на добродетельного – и казался великодушным.