Читать «Уроки переносятся на завтра» онлайн - страница 103

- Доброго дня! - отозвался он, не узнав голоса.

- Как самочувствие?

- Спасибо, всё в порядке.

- Как семья?

- Все живы и здоровы.

- Рад за тебя.

«Да кто же это, чёрт побери, такой! - разозлился Раис Киямович. - Ещё минуту — и он меня раскусит!»

- Слушай, - продолжила трубка. - Дело к тебе государственной важности.

Далёкий собеседник сделал намеренную паузу. Для пущего эффекта. И он его достиг. Беляев выдвинул ящик стола и пошарил в нём рукой в поисках коробочки с валидолом.

- Ты любишь свой город?

- Конечно! Как не любить? Каждый день с утра до вечера прилагаю все усилия, чтобы...

- Это я знаю. А название его тебе нравится?

«Здесь какой-то подвох», - подумал шестой орган Раиса Киямовича, и он решил ответить уклончиво.

- Название очень хорошее, но бывает, что люди на почте жалуются: длинное слишком. Иногда на конверте не хватает места.

- Значит, тебе понравится новость.

«Да не тяни же ты! Палач!»

- Будем твой город переименовывать. Сегодня принято соответствующее решение Политбюро.

- Куда переименовывать?

- Не куда, а во что. Сам догадаешься или подсказать?

Раис Киямович, находясь в полуобморочном состоянии, попытался собрать в кулак остатки своей воли, но сознание неумолимо ускользало от него.

- Не могу знать, - прошептал он.

- Эх, ты! - укорила его трубка. - Брежнев — вот новое название города. Смотри телевизор и готовь необходимые мероприятия. Если нужна какая-нибудь помощь, звони своему коллеге в Теучежск. Он знает, что делать.

И трубка дала отбой.

Вопрос, кто звонил ему, мучил Раиса Киямовича всю оставшуюся жизнь, героическую и полную приключений.

Глава 42. Вечно живой

Единственный на весь второй этаж телевизор стоял в 226-ой. Серега лично откопал этого дедушку советского приборостроения по кличке «Неман» на помойке и реанимировал, хотя годков ему стукнуло никак не меньше двадцати. Пришлось заменить почти все лампы и электролиты, перепаять кое-какие провода, почистить от грязи платы. И ящик ответил чёрно-белой благодарностью.

Он исправно показывал футбольные матчи и телевизионные премьеры мэтров отечественного кинематографа. Устами Сенкевича призывал к путешествиям и приключениям. Воспитывал посредством «Абэвэгэдэйки» и «Международной панорамы». Бодрил с помощью «Служу Советскому Союзу!»

Но сегодня в задачу многоопытного телека входило совсем другое. По обоим центральным каналам вместо сообщений о перевыполненных пятилетних планах, повышенных надоях и угрозах со стороны неугомонных империалистов, шёл репортаж прощания с Леонидом Ильичом на Красной Площади. Миллионы наполненных слезами глаз внимали зрелищу и причитали, как будто и не они вовсе при жизни генсека острили над его дикцией и манией к длинным речам. Рискнём даже предположить, что именно в этот день он находился на пике популярности и славы, а не тогда, когда руководил освоением Целины или защищал широкой грудью Новороссийск. К тому же, смерть совсем не испортила его — в гробу он выглядел даже несколько свежее.

Пронзительная музыка какого-то талантливого композитора бередила и без того кровоточившие души многочисленных иностранных делегаций. Тяжёлые слезы катились из глаз Индиры Ганди. Из последних сил крепился Эрик Хоникер. Вздыхал Тодор Живков. Близки были к обморокам и Янош Кадр, и Войцех Ярузельский. Ясер Арафат беззвучно шевелил губами, посылая проклятья израильским оккупантам. Коля Чаушеску держал наготове пилюлю валидола, как рыба, хватая губами воздух. Бледный Бабрак Кармаль облокотился на Густава Гусака, который и сам едва стоял на ногах. И только вице-президент США Буш держался молодцом и обменивался мнениями с Перцем Де Куэльяром.