Читать «Содержательное единство 2001-2006» онлайн - страница 85

Сергей Кургинян

Такая смерть и является онтологической ценностью для идеологии. Никакой другой онтологической ценности нет. Ценность здесь измеряется понятием "жертвы". А жертва обладает ценностью постольку, поскольку мы, веруя или нет, существуем в христианской культуре. И поскольку для нас, людей этой культуры, – веруем мы ли нет – несомненна онтологическая, абсолютная ценность другой Жертвы. Высшей и тоже принесенной "за други своя".

Если этого нет, ничего дальше сторонникам "менеджерского" отношения к жизни объяснить невозможно. Я не религиозный человек. Но я принадлежу к этой культуре и ее системе ценностей. Для меня категория жертвы обладает абсолютной ценностью. Если есть рядом другие идеологии, в которых жертвы не обладают абсолютной ценностью, я не знаю, как они толкуют принципы существования государства на земле.

Теперь о методологическом смысле нашего рассуждения. Что я сейчас сделал с этой проблемой? Я ее трансцендентировал. Мне предложили имманентную "прагматическую" конструкцию, где нет категории "цена слова", а есть "менеджер" и далее корпорация и все с ней связанное. Но ведь тут же, в системе этих слов, естественно, выползает и "ликвидность".

Спецслужбистские бюрократические прагматики не понимают, что, играя со словом "менеджер", можно попасть в ситуацию, когда мало не покажется! Что у этого слова есть цена. Что выпущенное однажды, оно начинает самостоятельно жить, работать, как крыса прогрызать смысловые дыры… Они не осознают веса политической лингвистики, а также значимости трансцендентального измерения в жизни.

Там, где фигурируют "наши мертвые", там возникает ценность Родины и государства. Мы умрем, а Россия вечна. И мы да пребудем в ней вовеки. Иначе говоря, Россия есть держатель акционерного потенциала нашего бессмертия. А еще никто не сумел пока конвертировать бессмертие в смерть. Если Россия бессмертна и если она адресует к потенциалу нашего бессмертия, то акции бессмертия нельзя продать в обмен на жизнь. Вечность вообще нельзя продать, поскольку нельзя продать бесконечное за конечное. Сколько стоит бессмертие? Неизмеримо много оно стоит – по определению. У него нет цены. В соответствии с этим, все, что к нему причастно, тоже цены не имеет.

А как только все, включая такое бессмертие, приобретает цену, человечество рушится. Ибо высший слой человеческого бытия состоит именно из того, что бесценно, что принципиально выведено из сферы купли-продажи.

И чем больше мы расширяем эту сферу, чем быстрее интенсифицируем акты купли-продажи, тем крепче, жестче, надежнее мы должны беречь тот слой, в котором никакие акты купли-продажи недопустимы. Естественно, что сфера, где совершается купля-продажа, будет давить на сферу, где этого не происходит. Но для того и существует культура, как непреодолимый защитный барьер, который ограждает и предупреждает: "Вот это уже не продается!"

Вот за что необходимо бороться, вот где надо наступать и выигрывать наступление. Ибо это главный фронт – борьба за человека и человечность.