Читать «Содержательное единство 2001-2006» онлайн - страница 691

Еще один код этой деструкции – несколько жестких ударов по нужным целям, и одновременно реверанс в сторону хозяина. Соловей пишет:

"Нарастающую враждебность удается снимать благодаря фигуре президента В.В.Путина, играющей типичную для России роль суверена – возвышающегося над государством социального медиатора. Не секрет, что высокое и беспрецедентно устойчивое доверие к президенту не распространяется на основные государственные и политические институты, уровень доверия к которым, несмотря на некоторые флуктуации, остается очень низким".

Понимая, что в голом виде реверанс "а ля 1989 год" не проходит, Соловей пытается приодеть реверанс в одежды наукообразия. И попадает в очень скверный капкан. Почему к президенту такое доверие, когда ни к чему доверия нет? Соловей объясняет:

"Тем самым в современной России воспроизведен исторически устойчивый стереотип (батюшки, все стереотипы рухнули, а какой-то, оказывается, воспроизведен!) отечественного общественного сознания: пиетет по отношению к суверену при одновременном отторжении "средостения" между "царем" и народом".

Все испарилось, по Соловью: мессианский миф, трансцендентальные ценности, потенциалы мобилизации, моральные нормативы… Осталась только любовь к батюшке-царю и ненависть ко всему остальному!

Для кого рисуется эта лубочная карикатура? Понимая ее неубедительность, Соловей, кроме данной реверансной, рисует еще и вторую опору путинского высокого рейтинга. Она еще более упоительна:

"Второй главной опорой выступает негативистский "общественный договор": люди не выступают против власти, пока она не мешает им жить, не ломает основы приватного бытия и структуры повседневности, не оказывает на них чрезмерного (по скромным русским меркам) давления".

Что это за структуры повседневности? Если имеются в виду структуры повседневности по Броделю, то возможны ли они вообще в ситуации краха всех и всяческих идентичностей? Если же имеются в виду криминальные структуры, то описание Соловья строго эквивалентно признанию того, что существует только криминальный общественный договор: в таком-то поселке власть позволяет обществу воровать лес и другие оставшиеся бросовые ресурсы, а общество закрывает глаза на то, что власть ворует местный бюджет и все остальное.

Но Соловью важно добраться до сути. И до конца выполнить политический заказ. Он пишет:

"Эти обстоятельства лишь сглаживают, но не отменяют главного итога последнего пятнадцатилетия – ПРОВАЛА СТРОИТЕЛЬСТВА "НАЦИОНАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА" В ПОНИМАНИИ, ПРИСУЩЕМ МОДЕРНУ; И СООТВЕТСТВУЮЩЕГО ПРОВАЛА В ФОРМИРОВАНИИ РОССИЙСКОЙ "ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАЦИИ".

Но и это еще не все. Нужно же запустить машину окончательного отторжения от существующего государства. Тут Соловей прячется за спину А.И.Фурсова и говорит, что данное государство (читай – путинская Россия) – это "принципиально новый в мировой истории тип государства. Корпорация-государство".

Произнеся это, Соловей, вслед за Фурсовым, вступает на очень скользкую терминологическую территорию. Корпорация-государство, или корпоративное государство, в истории известно. Это, прежде всего, Италия Муссолини, а затем, совсем недавно (многие считают, что в реальности по сей день), – Япония, Южная Корея, Сингапур и некоторые другие "тигры" Юго-Восточной Азии. Причем основная историческая функция корпоративного государства – обеспечить аккумулирование ресурсов для выхода из острого кризиса или для совокупного социально-экономического (и политического) "рывка". Но именно итальянский фашистский прецедент оказывается основным "идеологическим" основанием для критики корпоративного государства со стороны сторонников "свободного рынка".