Читать «Содержательное единство 2001-2006» онлайн - страница 641

Сергей Кургинян

Так что власть – это не деньги. Это возможность получать деньги в качестве производного от власти. Однако именно в качестве производного.

Но что же такое в описанной социальной структуре есть власть?

В рамках все той же глубоко деструктивной классовой (системной, а не личной) логики власть – это возможность сосать кровь "подвластного животного" и справлять ему нужду на голову. И то, и другое доставляет удовольствие, близкое к оргиастическому. В этом смысле деньги – это ничто, потому что удовольствия нет. Поэтому власть данный класс отдавать не намерен.

Аргумент по поводу того, что с момента, когда "подвластное животное" умрет, будет бессмысленно сосать его кровь и справлять на него нужду, – отвергается. В ответ говорится: "На наш век хватит".

С позиций такого понимания происходящего я начинаю анализировать собственно государственные проблемы.

СССР был невероятно логичен и эффективен как государственное устройство. Почему? Потому что сверху была наднациональная и надконфессиональная идея. И к ней, как люстры к потолку, "крепились" все народы и конфессии. В сущности, это и есть имперская модель. Но эта империя (в отличие от предыдущей православной), во-первых, уравнивала конфессии (а уже в рамках этого уравнивания можно было "разруливать" нужным образом конфессиональные приоритеты). И, во-вторых, эта модель давала импульс модернизации, потому что коммунистическая идеология "сакрализовала прогресс". Между тем, конфессии никогда этого делать не будут.

На что же хотели сменить СССР? На национальное государство. Так говорили "демиурги" этих изменений, прятавшиеся за спинами разных там "выродков-западников". Ну, там, Гайдара какого-нибудь… Али чего и похуже. Говорилось следующее: "Сделаем русскую Францию. Проведем супермодернизацию. Положим под себя отделившиеся окраины. Всех этих среднеазиатских, кавказских чурок и прочих разных. А Кургинян нам мешает. Ему чурок хочется назад в империю возвратить. И нам на шею посадить, как при Сталине".

Это типичные разговоры 1990 года. Понимая, что такие "западники" преступно хотят развала СССР, я стал "почвенным" публицистом и аналитиком. Но став им, сразу столкнулся с категорическим нежеланием "почвенников" спасать СССР. Говорилось практически то же самое, что и "западниками": "А на фига нам это надо? Нам чурок себе опять на шею? Да пусть они бунтуют!". А шепотом добавлялось: "Да наши этих чурок и ведут… Они их организуют!"

Можно было бы считать эти слова шизофреническим бредом. Но я никогда не забуду глаза первых секретарей ЦК союзных республик, которые с ужасом шептали: "Националистов на нас поднимает московский КГБ". А также глаза самих националистов, которые, тонко улыбаясь, спрашивали меня: "А кто Вам сказал, что Москва сама не хочет уйти из Закавказья?"

Всего не расскажешь. Рассказанное потребует доказательств. Доказательства – источников. Поэтому ссылаться приходится на общеизвестное. Например, на то, что почвенный русский писатель Валентин Распутин, являясь народным депутатом (и, если мне не изменяет память, членом Президентского Совета СССР), сказал во всеуслышанье: "РСФСР должна выйти из состава СССР".