Читать «Роман с простатитом» онлайн - страница 122

Огненный муравейник внизу – Салоники, Фессалоники. Фессалия,

Македония – не отзывается ни простота, ни пустота. Огненные витрины как витрины, дома как дома, и снова тьма как тьма и ломота в копчике. “Почему так долго?” – негодуют благородные голоса. “Пешком все равно дольше”, – неутомимая руководительница. На требование невозможного – беспредельное презрение: дух и власть, борьба психопатов и скотов.

Роскошный ужин, который в Греции не запивают. Балкон-веранда, тьма, выдыхающая активное тепло, но гул кондиционера глушит субтропики. Мы измочалены, однако без эпилептического припадка я не засыпаю. Четырехспальная кровать пружинит, как батут.

Утро за утром. Отели – белые бетонные параллелепипеды в четыре балконных пояса – тянутся вдоль моря, до набережной с новенькой, но все равно византийской, прихлопнутой по куполам церковью – две минуты, прямо в плавках и даже босиком, если бы я мог ходить без стелек с желваками. Песок на асфальте, золото в лазури – солнечные валы шли мерными рядами, как на Вайкики. Мне когда-то страшно хотелось переплыть теплый Геллеспонт, а то я всегда замерзал раньше, чем уставал. У нее тоже нашлась невыдохшаяся греза – плыть рядом с любимым в ласковых волнах (в одиночку заплывать она вообще боялась). Я дивился точности и грациозности ее кроля, которому я ее только что и обучил. Берег исчезал, вырастали горы, днем затянутые жарким маревом. “Это Олимп, – говорил я себе. – Греция”. – “Сухуми”, – отметала глубина.

Сердце, вспоминал я – и прикидывал, далеко ли до берега; вмешательство разума тут же вызывало беспорядочные перебои. Я мог бы не обращать внимания, но забвение все равно исчезало.

Зато моя нереида рядом со своим Посейдоном, даже отфыркиваясь от горькой пены, оставалась благостно-серьезной, как младенец у материнской груди.

На пляже то и дело русская речь. “Бабы, что это хоть за море,

Черное, что ли?” – “Эгейское, дура”. Милая заманивает меня в

Афины – ради меня, я знаю; но если прежде мне хотелось с ее образом лететь неведомо куда, то сейчас рядом с нею я ощущал, что уже доехал до цели. До забвения. (Это в глубине, а уму хватает и цены – полгербалайфа.) Зато, вкушая невидимый лотос, я вспомнил, что аппетит – это звериная страсть, а не просто неприятное ощущение под ложечкой. Всюду на лотках для лотофагов картины виноградно-апельсинового социалистического рая с фресок

ВСХВ, освещенные гостеприимными улыбками хозяев (какая-то улучшенная Грузия), персики помельче, зато истекающие спелостью и дешевизной, взвешивает на старинном безмене крестьянин прямо с осли.. с пикапа. Я и не подозревал, что один персик способен на целый день заполнить комнату ароматом.

Здесь было все, что может подарить реальность, – то есть ничего.

Но ланч в нашем холодильнике составлялся очень нарядный – хотя самыми аппетитными, как всегда, оказались имена. Арбуз – карпузо… Греческий язык богов и титанов в пенсне нам, оказывается, наполовину знаком, греки и пишут по-русски, с небольшими погрешностями: на вокзале видишь вывеску “трофим”, у туалета тоже не потеряешься – здесь “андрон”, там “гинекейон”, в лифте мелькнет “литургия”, а в книжной лавке я обнаружил книгу