Читать «Пушистые и когтистые компаньоны человека у Достоевского» онлайн - страница 5

— Что?

— Я говорю, что исправительные наказания, ваше превосходительство, необходимы для водворения покорности в домашних животных» (2; 80).

Какой, однако, богатый подтекст. Кот, конечно же, совершенно ни при чем: измученный ревностью муж мечтает только о водворении покорности у своей неверной жены… Кот же нуждается только в любви и ласке.

Людям, однако, свойственно сваливать на бессловесных и безответных тварей свои грехи и провинности. «А намедни, что чашку разбила и попрекать изволили, так это не я, — оправдывается кухарка Мавра в повести «Слабое сердце», — это кошка Машка разбила, а я не догляди за ней; брысь, говорю, проклятая!» (2; 41).

Но еще занятнее, когда коты и кошки выведены на авансцену и показаны как бы изнутри своей жизни. Как лихо изображают они своих хозяев, как умело подражают им! Достоевскому, редактору журнала «Время», часто приходилось, читая и рецензируя текущую литературу, изнывать от скуки. «Беспрестанные переливания из пустого в пустое, частые повторения одного и того же заставляли нас иногда зевать, и широко зевать, но вдруг явится какой-нибудь кот или ворона какая-нибудь, и зевота унималась, — признавался рецензент. — Кого не рассмешит и еще более не порадует вот хоть такое место:

— «Кот выполз из-под печки. Кошурка, супруга его, спросонья говорит:

— Куда ты, Васиканчик?

— Да хочу выйти, посмотреть на хозяев: жалованье, говорят, получили…

— Да тебе-то что? Разве ты чиновник? Ведь не ты получил?

— Аа, нет, все-таки приятно…

— Ну, уж большое жалованье 12 рублей… не разгуляешься…

— Нет, ничего: если всё донесешь домой, так ничего, можно жить… Если б мне столько дали!.. я сумел бы распорядиться, черт возьми!

— Ну, да, — заметила кошурка, — знаю, что бы ты сделал: завел сейчас мамзель… Свинья…» (27; 152).

Но далеко не все сюжеты, связанные с котами и кошками, радуют и смешат писателя. «Петербургские сновидения в стихах и прозе» повествуют о некоем отставном чиновнике, новом Гарпагоне, умершем в грязном углу, в отвратительной видимой бедности, на грудах золота. Фантазия Достоевского («и вот передо мной нарисовался образ…») создает зловещую фигуру. «Он держал было сначала у себя, в заплесневелой квартире своей, со стенами под желтой краской, кухарку и кошку; кухарка была глупа, но честная от глупости. А он всё ее бранил и корил; ел картофель, пил цикорий, — и поил им кухарку, безответную и послушную. Мясо покупал он только для кошки, в месяц по фунту, и она от этого страшно мяукала, и когда мяукала и жалобно смотрела в его глаза, прося говядинки, и терлась около него, подняв хвост строкою, он гладил ее, называл ее Машей, а говядинки все-таки не давал. Всё богатство его состояло в стенных часах, с гирями на веревках, и от нечего делать он посматривал на эти часы, как будто интересуясь, который час. Но околела кошка» (19; 74).

Безумный скупой старик, трясшийся над своим богатством, найденным у него после смерти, становится палачом несчастной кошки. Страшная пытка откуда-то была хорошо известна Достоевскому: кормить кошку вкусной свежей говядинкой, но в крошечных порциях. Самая миниатюрная кошка-малоежка съедает в день минимум 150 граммов мясной еды. Фунт мяса в месяц, то есть около 15 граммов в день — это один крохотный кусочек мяса, рацион ежедневного питания, в десять раз меньше необходимого. Люди в пыточных тюрьмах от таких истязаний сходили с ума, умирая от истощения среди соблазнительных запахов вожделенной еды. Кошка, ласкаемая хозяином, называемая по имени, не получая еды, страшно мяукала! Живя в вечной муке, она погибала от голода и недоумения.