Читать «Волшебная гора (Главы 1-5)» онлайн - страница 285

Томас Манн

- А я тоже! Я тоже пользуюсь до известной степени поэтической формой, минута представляется мне подходящей, потому я так и говорю. Это вовсе не значит, что мне легко и просто называть тебя на "ты", напротив, приходится даже себя пересиливать, я могу это делать только с разбега, но разбегаюсь охотно, с радостью, от всей души.

- От всей души?

- От всей души, да, можешь мне поверить. Мы ведь так давно живем вместе тут, наверху, - семь месяцев, если ты вспомнишь; правда, в здешних условиях это, конечно, не так уж много, но для жизни внизу, по тамошним понятиям, это огромный срок. И вот мы пробыли семь месяцев вместе, оттого что жизнь свела нас здесь, и виделись почти каждый день и вели интересные разговоры, иногда о таких вещах, в которых я, живя там внизу, ни черта бы не понял. А здесь даже очень понимал, здесь все это казалось мне очень важным и близким, так что, когда мы спорили, я весь был внимание, вернее, когда ты объяснял то или другое с точки зрения homo humanus'a; ибо я, при моей прежней неопытности, конечно, не мог много привнести от себя и всегда только находил исключительно интересным все, что ты говорил. Благодаря тебе я столько узнал и понял... Насчет Кардуччи - это еще далеко не главное, но, например, насчет связи республики с возвышенным стилем или времени - с человеческим прогрессом; ведь если бы не существовало времени, невозможным бы оказался и прогресс, мир был бы загнивающей трясиной, вонючей лужей... Не будь тебя, разве я узнал бы все это! И я говорю тебе "ты" только так... извини меня, но иначе я не могу, ну просто не в состоянии. Ты сидишь передо мной, и я говорю тебе "ты", и достаточно. Ты не просто человек с каким-то именем, ты представитель, господин Сеттембрини, и здесь вообще, и для меня - вот ты кто! - заявил Ганс Касторп и стукнул ладонью по столу. - А теперь я хочу тебя поблагодарить, - продолжал он и придвинул свой бокал со смесью шампанского и бургундского к кофейной чашечке Сеттембрини, словно намереваясь с ним чокнуться, - за то, что ты все эти семь месяцев так дружески принимал участие во мне, молодом mulus'e{459} на меня ведь нахлынуло так много нового, помог мне при моих упражнениях и экспериментах и пытался оказывать на меня воздействие, совершенно sine pecunia, отчасти через всякие истории, отчасти абстрактными рассуждениями. Я очень хорошо чувствую, что настала минута поблагодарить за все и попросить прощения, если я был плохим учеником, ведь я "трудное дитя жизни", как ты выразился. Меня очень тронуло, что ты так назвал меня, и как вспомню - опять трогает. Трудное дитя - таким я был и для тебя с твоей педагогической жилкой, ты тогда в первый же день заговорил об этом, - конечно, это тоже одна из связей, которую ты мне открыл, то есть - между гуманизмом и педагогикой; я мог бы вспомнить еще несколько. Итак, прости и не поминай меня лихом! Пью за тебя, Сеттембрини, будь здоров! Подымаю бокал за твои литературные усилия искоренить человеческие страдания, - докончил он, запрокинув голову, выпил двумя-тремя глотками свой бокал со смесью и встал. - А теперь пойдем к остальным.