Читать «Волшебная гора (Главы 1-5)» онлайн - страница 190

- Grazie tanto!*

______________

* Очень благодарен! (итал.).

- Но утверждать, что болезнь - просто-напросто особая форма распущенности, то есть не возникла в результате распущенности, а сама - лишь особый вид распущенности? Это же парадокс!

- О, прошу вас, инженер, не передергивайте! Я презираю парадоксы, я ненавижу их! Отнесите все, что я высказал вам насчет иронии, и к парадоксальности, скажу даже больше! Парадокс - ядовитый цветок квиетизма, обманчивое поблескивание загнивающего духа, вот уж это - величайшая распущенность! А вообще я констатирую, что вы опять берете болезнь под свою защиту.

- Нет, но вы вот утверждаете очень интересную вещь - прямо отдает Кроковским и его понедельничными рассуждениями. Он тоже считает, что болезнь - явление вторичное.

- Он не вполне чистоплотный идеалист.

- Что вы имеете против него?

- Именно это.

- Вы плохого мнения о психоанализе?

- Когда как! И очень плохого, и очень хорошего, инженер, то и другое.

- Что вы имеете в виду?

- Психоанализ хорош, если он - орудие просвещения и цивилизации, хорош, поскольку он расшатывает глупые взгляды, уничтожает врожденные предрассудки, подрывает авторитеты, - словом, хорош, когда он освобождает, утончает, очеловечивает и делает рабов зрелыми для свободы. И он вреден, очень вреден, поскольку тормозит деяние, подтачивает корни жизни оттого, что не в силах дать ей форму. Такой анализ может стать делом весьма не аппетитным, столь же не аппетитным, как смерть, с которой он, собственно говоря, и связан, - он сродни могиле и ее подозрительной анатомии...

"Вот оно - рыканье льва", - подумал Ганс Касторп, как думал обычно, когда Сеттембрини высказывал какое-либо педагогическое суждение. Но вслух он лишь заметил:

- Мы недавно занимались в нашем подвале световой анатомией. По крайней мере так ее назвал Беренс, когда нас просвечивали.

- А!.. Вы уже прошли и эту стадию? Ну и что же?

- Я видел скелет своей руки, - ответил Ганс Касторп, стараясь вызвать в памяти ощущения, овладевшие им в ту минуту. А вы когда-нибудь видели свой?

- Нет, меня совершенно не интересует мой скелет. И каково же врачебное заключение?

- Он обнаружил тяжи, тяжи с узелками.

- Вот чертов приспешник!

- Вы когда-то уже так назвали гофрата Беренса. Что вы под этим разумеете?

- Я выразился еще очень мягко, могу вас уверить!

- Нет, вы несправедливы, господин Сеттембрини! Я допускаю, что и у него есть свои слабости. Его манера говорить в конце концов и меня раздражает; иной раз в ней чувствуется что-то насильственное, особенно когда вспомнишь, что он пережил глубокое горе - похоронил здесь наверху жену. А все-таки это заслуженный и уважаемый человек, можно сказать - благодетель страждущего человечества! Я на днях встретил его, когда он шел с операции, - он делал резекцию ребер, не то сгибал, не то ломал. Он возвращался с тяжелой, нужной работы - такой мастер своего дела - и произвел на меня в эту минуту очень сильное впечатление. Он был еще весь разгорячен и в виде награды самому себе закурил сигару. Мне прямо завидно стало.