Читать «Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 8-10» онлайн - страница 593
Антон Павлович Чехов
{10243}
напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 руб. 40 к. за фунт), свежая семга и проч. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки... Глаза его подернулись маслом, лицо покривило сладострастьем... - Ну, можно ли так долго? - поморщился он, обращаясь к жене. - Скорее, Катя! Но вот наконец показалась кухарка с блинами... Семен Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки... Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет... Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился... Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот... Но тут его хватил апоплексический удар. Старшие те же мертвецы: о них "aut bene, aut nihil". Мы живем не для того, чтобы есть, а для того, чтобы не знать, что нам есть. Нам нужно только то, что нам нужно... Женщине легче найти многих мужей, чем одного... Прочность и постоянство законов природы заключаются в том, что их не может обойти ни один адвокат. Водка бела, но красит нос и чернит репутацию.
{10244}
Можно сказать: "Я друг этого дома", но нельзя сказать: "Я друг этого деревянного дома". Из этого следует, что, говоря о предметах, иногда бывает нужно скрывать их качества... По мнению начитанных гувернанток и ученых губернаторш, душа есть неопределенная объективность психической субстанции. Я не имею причин не соглашаться с этим. Один умный, всеми уважаемый участковый пристав имел дурную привычку, а именно: сидя в компании, он любил кичиться своими дарованиями, которых, надо отдать ему полную справедливость, было у него очень много. Он кичился своим умом, энергией, силой, образом мыслей и проч. - Я силен! - говорил он. - Хочу - подкову сломаю, хочу - человека с кашей съем... Он кичился, и все ему удивлялись. К несчастью, пристав не кончил нигде курса и не читал прописей; он не знал, что самообольщение и гордость суть пороки, недостойные благородной души. Но случай вразумил его. Однажды зашел он к своему другу, старику брандмейстеру, и, увидев там многочисленное общество, начал кичиться. Выпив же три рюмки водки, он выпучил глаза и сказал: - Глядите, ничтожные! Глядите и разумейте! Солнце, которое вот на небеси с прочими светилами и облаками! Оно идет с востока на запад, и никто не может изменить его путь! Я же могу! Могу! Старик брандмейстер, подавая ему четвертую рюмку, заметил дружески: - Верю-с! Для человеческого ума нет ничего невозможного. Сей ум всё превзошел. Может он и подковы ломать, и каланчу до неба выстроить... всё может! Но, Петр Евтропыч, смею вам заметить, есть одно, чего не может побороть ум человеческий. - Что же это такое? - презрительно усмехнулся самообольщенный. - Вы можете всё пересилить, но не можете пересилить самого себя. Да-с! "Гноти се автон", говорили