Читать «Полное собрание сочинений. Том 1» онлайн - страница 88

Толстой Л.Н.

Ну сейчасъ позовутъ обдать. Вотъ дворецкій Фока съ салфеткой на рук идетъ въ садъ искать Maman и докладывать, что кушанье готово. Какой онъ смшной [?] всегда въ черномъ сертук, въ бломъ жилет и плшивый. Какъ это онъ не видитъ maman, она на середней дорожк идетъ, а онъ бжитъ къ оранжере. Ну, наконецъ, [27] нашелъ, чуть чуть не упалъ. А вотъ и насъ идутъ звать. Слава Богу. — Я никакъ не могъ угадать однако, чьи были шаги, которые приближались по лстниц. Уже не говоря о братьяхъ, я по походк могу узнавать всю прислугу. Мы вс съ любопытствомъ смотрли на дверь, въ которой наконецъ показалась совершенно незнакомая намъ фигура. Это былъ человкъ огромнаго роста съ длинными, но рдкими, полус дыми волосами, съ широкимъ, изрытымъ оспою лицомъ, съ рдкой сдой бородой, кривой на одинъ глазъ и одтый въ платье, между подрясникомъ и кафтаномъ, съ палкой больше своего роста въ рук. — И-ихъ, птички вы мои, птички!! Самка скучаетъ, груститъ, а птички выросли, въ поле летятъ. Не видать ей птенцовъ своихъ, велики, умны стали; а коршунъ ихъ заклюетъ, бдняжекъ. На могил камень, на сердце свинецъ. Жалко! Охъ больно, — и онъ сталъ плакать, утирая дйствительно падавшія слезы рукавомъ подрясника. — Голосъ его былъ грубъ и хриплъ, рчь безсмысленна и несвязна, но интонаціи были такъ трогательны, и безобразное лицо его принимало такое откровенно печальное выраженіе, что нельзя было смотрть на него и слушать безъ участія. Это былъ юродивой Гриша, который хаживалъ еще къ бабушк (маменькиной матери) въ Петербург и очень любилъ ее, когда она была еще малюткой и, отыскавъ ее здсь, пришелъ полюбоваться птенцами ея, такъ онъ поэтически называлъ насъ, дтей. «А ты дуракъ, вдругъ сказалъ онъ, обращаясь къ Карлу Иванычу, который въ это время одвался [28] и надвалъ помача, «хоть ты на себя ленты надвай, а все ты дуракъ — ты ихъ не любишь». Карлъ Иванычъ былъ въ скверномъ положеніи: сердиться на сумасшедшаго ему было совстно, сносить его глупыя слова ему тоже не хотлось.

— Das fehlte noch, подите внизъ, я васъ не желаю видть, не ваше дло, любитъ ли, не любитъ. Онъ говаривалъ всегда вы и по Русски, когда сердился, и говорилъ очень дурно. Но я, приводя его рчь, не коверкаю словъ, какъ онъ коверкалъ, потому что такого рода коверканье ничего мн не напоминаетъ, кром плоскихъ разсказовъ про Нмцевъ, которые безпрестанно вс разсказыва[ютъ], и вс слушаютъ съ стыдомъ за тхъ, кто разсказываетъ. — Наконецъ, давно желанный и пунктуальный Фока пришелъ и къ намъ и объявилъ, что кушанье готово, и мы пошли. Гриша, стуча костылемъ и продолжая говорить разную нелпицу, пошелъ за нами. Въ столовой для него былъ накрытъ особой столъ, по его неопрятности, и потому что онъ лъ постное — все это по иждивенію maman. Вс уже собрались въ гостиной. Maman съ папа ходили рука объ руку по гостиной. Мими важно сидла на одномъ изъ креселъ симетрично подъ прямымъ угломъ, примыкавшимъ къ дивану, подл нея съ одной стороны сидела Любочька, которая, как только мы взошли, бросилась цловаться съ нами, съ другой Юзинька, которой тоже очень хотлось вскочить и подбжать къ намъ, но это было несогласно съ этикетомъ Мими. Мы должны были подойдти сначала къ Мими и сказать «bonjour, Mіmі» и потомъ...... нтъ, ршительно не помню, какъ я здоровался съ Юзой, цловалъ или нтъ. Не помню. Помню только то, что я при Мими никогда отъ души не говорилъ съ этой чудесной, блокуренькой, [29] бленькой, чистенькой двочкой Юзой. Несносная Мими безпрестанно приставала, оглядываясь на папа. «Parlez donc Français». А тутъ-то какъ на зло такъ и хотлось болтать по Русски. Какъ ни говори, а родной языкъ всегда останется роднымъ. Когда хочешь говорить по душ, ни одного французскаго слова въ голову нейдетъ, а ежели хочешь блеснуть, тогда другое дло. Я тогда только выучился говорить хорошо, т. е. говорить какъ на природномъ язык, а то вдь прежде только переводилъ Русскія мысли по Французски, когда понялъ, что это считается достоинствомъ хорошо говорить, а не смотрлъ на это, какъ на придирку злой Мими, какъ на фразу, которая попортила много дтской моей крови: «Mangez donc du pain» (за обдомъ), «опять хлба не шь» и т. п. Отчего двочки раньше лучше говорятъ? Оттого, что у нихъ раньше является тщеславіе. Пошли въ столовую, большіе впереди, такъ что мы, дти, оставшись сзади, успли перекинуть между собою, мальчики и двочки, нсколько пріятныхъ словъ, пріятныхъ тмъ, что нельзя было ихъ сказать при всхъ: «Посл обда на охоту папа детъ». — «Васъ берутъ?» — «Да, — верхомъ, а васъ?» — «Не знаю. Попроси мамашу». — «Нельзя», «Постараемся».