Читать «Полное собрание сочинений. Том 1» онлайн - страница 256

Толстой Л.Н.

Переводом Стерна Толстой занимался в 1851 г. на Кавказе, о чем есть несколько указаний в его дневнике. Перевод делался, быть может, с подлинника, но вряд ли без помощи французского текста: в дневнике приводятся две цитаты из Сентиментального Путешествия, одна по-английски, другая по-французски, затем в начале перевода слово inch переведено «палец», очевидно через посредство франц. pouce; наконец значительное количество неправильно или неясно переданных мест указывает на недостаточное в то время знакомство Толстого с английским языком. Перевод был задуман, как говорит дневник, «для развития памяти и слога»; и действительно, в нем видна не всегда удачная борьба с языком и строем фразы. Весь перевод сделан очень тяжелой и напряженной речью; с трудом верится, что он исполнялся, одновременно с первой редакцией «Детства». Мы не отмечаем неверностей и слабых мест перевода, считая это задачей особого критического этюда, которому не место в настоящем издании.

XV. История вчерашнего дня.(П. VII) — Рукопись-автограф состоит из 13 отдельных листов, вырезанных неправильным волнистым обрезом из тетради или, вернее, переплетенной книги большого листового формата, в роде той, что описана выше при №№ V—VIII. Текст занимает полностью все 26 страниц. Точно такой же обрез, сделанный повидимому после появления текста, но с явной заботой о его сохранности, так что начала строк почти не пострадали, находим в рукописи следующего отрывка № XV и кроме того в листах первой редакции «Детства»; все эти листы были вырезаны из одной и той же большой тетради-книги, причем иногда даже легко наблюсти по краям обреза, в каком порядке шли один за другим листы. Таким образом все названные рукописи следует считать одновременными и отнести или к самому концу 1850 г. или к началу следующего года, когда писался первый очерк «Детства»; притом же некоторые из них точно датируются по другим признакам. Так данная рукопись, состоящая из двух частей, приурочивается в той и другой части совершенно точно до месяца и дня. Первая часть (т. е. вся рукопись, кроме последней страницы), содержащая рассказ об игре в карты у знакомых, о возвращении ночью домой и о засыпании, была задумана 24 марта 1851 г. под впечатлением действительного вечера, проведенного у Волконских; под этим числом в дневнике записано: «у Волконск[их] был неестественен и рассеян, и засиделся до часу» — ив конце программы занятий на 25-е число: «Написать нынешний день со всеми впечатлениями и мыслями, которые он породит». Почти теми же словами определяет Толстой в начале очерка свою задачу. Но форма дневниковой записи (глагол породить в будущем времени) заставляет думать, что избрано будет для описания 25 марта; и действительно дневник на это число, кратко рассказав, как прошел день, в виде программы на 26-е ставит: «Встать в 5, до 10 писать историю нынешнего дня». 26 марта читаем об исполнении этой программы: «Встал часом позже назначенного, писал хорошо»... Итак, начат очерк 26-го; заглавие дано: «История вчерашнего дня», следовательно мы ожидаем описания того, как проведен был именно день Благовещенья. По дневнику мы знаем, что автор виделся в течение этого дня с несколькими знакомыми, а вечер провел дома и зачитался «Вертером». Но едва упомянув в описании дня, что встал поздно, потому что накануне играл в карты и лег позже обычного, автор воспользовался этим, чтобы описать собственно только вечер 24-го числа, и этим ограничился, извинившись перед читателем за это отступление. Неизбежность такого подмена темы впрочем лежала уже отчасти в самом замысле и автор собственно мог ее предвидеть, когда говорил во вступлении, что из картины любого дня получится целая книга, «на которую не хватит всех чернил на свете». Действительно при его детальности описание одного обычного вечера без всяких событий, посвященное более всего движению мыслей и чувств автора, заняло целый печатный лист, а к изображению самого дня еще не было приступлено. Нельзя не отметить этот огромный размах замысла у Толстого на первых же шагах его писательства; 12 лет спустя он также, планируя свою «Войну и Мир», будет мечтать о гигантском романе или ряде романов, обнимающих эпоху от 1805 г. до 1856 г., где война с Наполеоном и декабрьское движение будет лишь частями общего замысла.