Понятно, что Володя занимался этимъ предметомъ преимущественно передъ другими и неусыпно. Комната его была расписана по всмъ стнамъ Филоссофіями уголовнаго права и даже въ одномъ мст конспектъ смшанныхъ теорій доставалъ до потолка. Меблировка Володиной комнаты состояла изъ кресла на полозьяхъ, смло, какъ говорилъ Володя, кинутаго на середину комнаты. Вс находили, что это кресло, хотя и чрезвычайно пріятно въ немъ качаться, стоитъ не у мста, но Володя утверждалъ, что это такъ нужно, и что онъ, какъ хорошіе живописцы, не размазываетъ тщательно картины, a смло сажаетъ шишки. Онъ такъ выговаривалъ это слово шишки» и, сжимая вс [73] пальцы правой руки, длалъ ими движеніе, какъ будто бросая что-нибудь съ отвращеніемъ, что вс слушавшіе его невольно убждались, что это кресло шишка и стоитъ прекрасно.
Заговоривъ о шишкахъ, я нахожу, что это темно для всхъ, кром членовъ нашего семйства [и] короткихъ знакомыхъ, и понять настоящее значеніе того, что я говорю, можетъ только человкъ, котораго я называю понимающимъ. Я общался вамъ растолковать то, что я называю понимающими [и] непонимающими людьми. Нтъ удобне случая. Но приступая къ этому объясненію, я боюсь, что не съумю провести для васъ эту черту, которая въ моихъ глазахъ раздляетъ весь родъ человческій на два разряда. Ни одинъ изъ качественныхъ противуположныхъ эпитетовъ, приписываемыхъ людямъ, какъ-то, добрый, злой, глупый, умный, красивый, дурной, гордый, смиренный, я не умю прилагать къ людямъ: въ жизни моей я не встрчалъ ни злого, ни гордаго, ни добраго, ни умнаго человка. Въ смиреніи я всегда нахожу подавленное стремленіе гордости, въ умнйшей книг я нахожу глупость, въ разговор глупйшаго человка я нахожу умныя вщи и т. д. и т. д., но понимающій и не понимающій человкъ, это вщи такъ противуположныя, что никогда не могутъ слится одна съ другою, и ихъ легко различить. Пониманіемъ я называю ту способность, которая способствуетъ намъ понимать мгновенно т тонкости въ людскихъ отношеніяхъ, которыя не могутъ быть постигнуты умомъ. Пониманіе не есть умъ, потому что, хотя посредствомъ ума можно дойдти до сознанія тхъ же отношений, какія познаетъ пониманіе, но это сознаніе не будетъ мгновенно, и поэтому не будетъ имть приложенія. Отъ этаго очень много есть людей умнйшихъ, но не понимающихъ; одна способность нисколько не зависитъ отъ другой. —
[74] Тактъ опять совсмъ другое дло. Тактъ есть умніе обращаться съ людьми, и хотя для этого умнія необходимо пониманіе отношеній людскихъ, но это пониманіе можетъ происходить отъ привычки, отъ хорошаго воспитанія, а чаще всего люди, такъ называемые съ тактомъ, основываютъ эту способность на хладнокровіи, на умніи владть собою и на медленности и осторожности во всхъ проявленіяхъ. Отъ этого большей частью люди съ тактомъ люди непонимающіе. Медленность и хладнокровность совершенно противуположны этой способности, основанной, напротивъ, на быстрот соображенія. Какая разница между человкомъ, который детъ съ визитомъ соболзнованія въ домъ, хозяева котораго сильно огорчены потерею какого нибудь родственника и говорить тамъ, почитая то своею обязанностью, пошлыя и избитыя фразы участія, и тмъ, который, предвидя въ этомъ визит много тяжелыхъ минуть, не детъ вовсе? Какая разница между человкомъ, который съ перваго взгляда на другаго человка говоритъ вамъ: «это порядочный человкъ», и тмъ, который парикмахера принимаетъ за артиста? Какая разница между тмъ человкомъ, который, когда кончился анекдотъ, спрашиваетъ васъ: «ну, а потомъ?» не понимая, какъ грубъ этотъ вопросъ, и тмъ, который, когда вы только начинаете разсказывать, оцнилъ уже вашъ разсказъ и никогда не спроситъ этаго? Разница между человкомъ понимающимъ и непонимающимъ. Самыя пріятныя отношенія съ людьми понимающими. Есть много понятій, для которыхъ не достаетъ словъ ни на какомъ язык. Эти то понятiя могут передаваться и восприниматься только посредством пониманiя. Чтобы передать такого рода понятіе, для котораго нтъ выражения, один из собсдников говорить другому одинъ изъ признаковъ этаго понятія или выражаетъ его фигурно; другой [75] по этому признаку или фигур, a боле по предшествующему разговору и выраженiю губъ и глазъ понимаетъ, что первый хочетъ выразить, и, что бы еще боле объяснить понятіе и вмст съ тмъ показать, что оно для него понятно, говорить другой характеристическій признакъ. Это средство распространяетъ кругъ разговора и притомъ доставляетъ большое наслажденіе. Когда люди привыкли одинъ къ другому, то игра эта идетъ съ необыкновенною быстротою, и чмъ быстре, тмъ пріятне, какъ игра въ мячь. Въ нашемъ семейств пониманіе весьма развито, и сначала я полагалъ, что оно произошло отъ одинаковаго воспитанія, оттого что каждому изъ насъ вся жизнь другаго извстна до мельчайшихъ подробностей, однимъ словомъ, что оно происходило отъ сродства въ мысляхъ, такъ же, какъ и можетъ существовать независимо отъ способности пониманія во всякихъ кружкахъ, но сталкиваясь съ различными людьми, я убдился окончательно, что, несмотря на чрезвычайную разницу въ прошедшемъ съ многими людьми, нкоторые сейчасъ понимали, другіе, какъ ни часто я съ ними сходился, всегда оставались непонимающими, и что рзкая черта эта между всми людьми существуетъ, хотя и съ подраздленіемъ: на людей, понимающихъ всегда и везд, и на людей, понимающихъ въ извстномъ кружк и вслдствіе извстныхъ обстоятельствъ. Я привелъ примръ шишки. Шишка называлась у насъ такая вщь, которая поставлена не у мста, съ претензіею на laisser aller. — Видите, какъ много словъ въ описаніи понятія, которымъ выражалось шишка и значило гораздо больше. Такъ, шишка говорилось о извстномъ способ завязывать галстукъ; даже въ разговор, въ лекціяхъ профессоровъ нкоторыя отступленія назывались шишка. Много было у насъ такихъ понятій, выраженныхъ странно, много типовъ. Напримръ, въ то время, какъ перестали носить штрипки, со стрипками выражало очень много: [76] галстукъ «со стрипками», прическа «со стрипками», даже разговоръ и манера танцовать «со стрипками» были для насъ вщами очень ясными. Продолжаю. Меблировка комнаты состояла изъ этаго кресла на полозьяхъ, дивана, который очень искусно превращался къ вечеру въ кровать и къ утру опять приходилъ въ первобытное положеніе, ломбернаго стола, который всегда былъ раскрытъ, и на которомъ лежали книги, тетради, пенковая трубка, изъ которой никто не курилъ и, такъ называемая, [изюм]ная чернильница съ подсвчникомъ въ середине. (Одинъ разъ, разспрашивая Володю объ одномъ молодомъ человк, юнкер, нашемъ родственник, я сказалъ ему, не удовлетворяясь его ответами: «да ты дай мн о немъ понятіе. Что онъ глупъ былъ?» — «Нтъ, онъ еще молоденькой мальчикъ былъ, ни глупъ, ни уменъ, такъ себ, но, знаешь, въ такомъ возрасте, въ которомъ всегда бываютъ смешны молодые люди. У него была губительная слабость, отъ которой, я всегда уврялъ его, онъ разстроитъ и желудокъ и обстоятельства, это изюмъ покупать.» — «Какъ изюмъ? спросилъ я. «Ну да какъ изюмъ? Какъ есть деньги, ужъ онъ не можетъ выдержать, посылаетъ въ лавочку покупать изюмъ, не изюмъ, такъ пряники, а не пряники, такъ саблю или тёрку какую нибудь купитъ.») Съ тхъ поръ изюмомъ называется у насъ всякая такого рода покупка, которая покупается, не потому что ее нужно, а такъ. Володя признавался, что чернильница эта была куплена въ изюмныя времена, да и видъ она имла изюмный.
