Читать «Свиньи олимпийской породы.» онлайн - страница 24

Каспер Давид

 Бойцы раздевались до пояса и сходились «стенка на стенку» под улюлюканье болельщиков.

 Как заканчивается битва и кто в ней победил — не оговаривалось. Каждый считал себя победителем, а драка завершалась сама собой. После боя начинался совместный пир окровавленных участников и зрителей. Пьянка и братание недавних врагов, но, на самом деле, старых знакомых и собутыльников, была не менее важна, чем само состязание, приводившее к потере десятков зубов. Как утверждал Федотов, на его памяти дважды случались «смертные» случаи, но ни к каким последствиям это не привело, так как среди «спортсменов» были местные милиционеры и высокопоставленные комсомольцы, а среди зрителей — председатели колхозов, райкомов и другие важные дядьки.

 Максим был равнодушен к столь активному времяпрепровождению, и это огорчало Сергея. Многие их сослуживцы, наслушавшиеся рассказов Федотова, горели желанием поехать в пензенскую область и принять участие в крушении челюстей заранее ненавидимых ими красноперцев.

 Но Серега считал своим главным другом Максима и он никак не мог понять, почему Макс не жаждет сражаться бок о бок с ним. Однако Яцкевич не любил насилие, что не мешало ему частенько ввязываться в драки. Об этом свидетельствовало отсутствие половины переднего зуба и многажды сломанный нос. В последний раз его сломали чуть больше полугода назад в этой же части, из–за категорического отказа унижаться. Самое смешное было то, что «противник насилия» ударил первым в случае, когда ситуацию можно было решить мирным путем.

 Дело в том, что Максим слишком много думал. Он думал о «дедовщине» и о своей незавидной роли «духа» в неуставных взаимоотношениях. Он думал, как ему быть, когда придет его черед прогибаться. Опций было несколько, но он принял самое тяжелое решение. Теория была такова: например его заставляют стирать чужие портянки. Вариантов его ответных действий — три.

 Первый: он подчиняется. В этом случае Максим временно избегает побоев, но на полгода остается «зачмореным духом» — самой бесправной и унижаемой категорией в советско–армейской иерархии.

 Этого он не хотел. Второй: он отказывается, его принуждают, побив. В этом случае он остается обычным «духом», не потеряв самоуважения и не упав в «общественном мнении». Такой вариант развития событий устраивал его намного больше, но наилучшим он считал третий: При первом же проявлении «дедовщины» он сам должен ударить «деда», причем желательно не один раз, нанеся тому максимальный ущерб. Конечно, в результате этого демарша он будет смертельно избит всеми находящимися рядом старослужащими, но Макс надеялся, что его не забьют до смерти и не нанесут ему серьезных повреждений. Ведь и «деды» помнили о военной прокуратуре, а близость свободы усиливала страх перед дисбатом. Зато потом, помня о возможных последствиях, его никто никогда не тронет.

 В результате этих размышлений Макс выбил зуб первому же «деду», который вежливо попросил почесать ему пятку. Ударил без предупреждения, даже не объяснив, почему он не хочет делать такую мелочь. Естественно, Яцкевич был зверский избит, после чего попал в санчасть, о которой оставил самые ужасные воспоминания. К нему приходил следователь и вкрадчиво просил Макса назвать имена нападавших, но «дух» упорно повторял, что он несколько раз упал с потемкинской лестницы. Этим он заслужил общее уважение, что было очень важно для салаги–еврея. Впоследствии Макс понял, что эта теория хороша для любого вида конфликтов, будь то дворовые, семейные или межгосударственные.