Читать «Там, вдали...» онлайн - страница 30

— Давайте познакомимся! — Петр встал, шагнул к Юрию… И опять успел заметить, как в глазах Ольги метнулся испуг. И погас. Но еще самую малость — шагни Петр решительнее или сунься в карман — она или вскочила бы, или крикнула. — Ивлев Петр, — представился он.

— Юрий.

Петр сел.

— Ты любишь ее? — в упор спросил он Юрия.

— Да, — ответил Юрий, несколько более решительно, чем этого требовал простой вопрос, несколько даже торжественно. Он тоже, наверно, шагнул в яму. Ольгу покоробило это.

— Ты, Ольга?

— Когда я еще была в пионерах, меня учили, что на допросах надо молчать. Я…

— Ты любишь? — переспросил Петр, меняясь в лице. Ольга знала, что это такое — когда он меняется в лице.

— Да, — сказала она.

— Вот и все, — сказал Петр.

«Убить!» — стукнуло в голову, и уж гнилостный, страшный холодок беды дохнул в грудь.

— Вот и все, — повторил он. И полез закуривать. — Разговор кончен, — он устал, и все стало безразлично. Сунул обратно папиросы, поднялся и пошел к двери. — Прощайте, — сказал на ходу. И хлопнул дверью.

Во дворе его догнала Ольга.

— Я провожу тебя.

— Зачем?

— Мне хочется.

— Пойдем.

Долго шли молча. Петр шагал широко, Ольга едва поспевала за ним.

— Отца видел? — спросила она.

— Видел.

— Какой?

— Лежит.

— А там… с теткой?

— Померла

Опять долго молчали, почти до самого дома Фонякиных.

— Петр… у меня сердце кровью плачет… Я проклинаю себя… Мне жалко вас — тебя и отца…

— Это ты брось. Зря.

— Все равно вы самые хорошие, самые родные мне.

— Брось, Ольга! Чего ты?.. Совсем непохоже на тебя. Не нам с тобой плакать.

— Я домой не пойду.

— Почему?

— Не надо, отец разволнуется. Я подожду.

Фонякин сидел в кровати, когда вошел Петр.

— Что? — спросил он испуганно. — Скоро как-то…

— Ничего, все обошлось. Успокойтесь, — Петр присел к нему на кровать. Говорить было совершенно не о чем. Тяжело было бы о чем-нибудь говорить.

— Ну, поехал. — Петр поднялся. — Выздоравливайте.

Фонякин кивнул.

— Трудовую книжку вышлите потом.

— Ладно. Куда сейчас?

— К дяде. Старенький он уж стал… инвалид.

Фонякин опять кивнул.

— Не обессудь, Петро. Я ничего тут не мог сделать.

— Да что вы! Поправляйтесь, главное. Я не пропаду, — Петр пожал крупную слабую ладонь тестя. Когда-то — он даже и не успел заметить, когда и за что, — полюбил он этого доброго человека, вечного труженика. И понял это только сейчас.

И его тоже больно отрывать от сердца.

— Будьте здоровы.

— Счастливо тебе, — Фонякин глядел вслед Петру, пока за ним не закрылась дверь.

Ольга ждала его.

— Вот так, Ольга.

— Как он? — пока Петра не было, она заметно успокоилась.

— Ничего. Поругались, наверно?

— Да. Хуже — он меня ударил. Первый раз в жизни…

— Ну… ты больней бьешь.

— Куда сейчас?

— Домой. Дядька плохой тоже… Ничего, Ольга, все будет нормально.

— Не торопись, куда бежишь-то?

Петр сбавил шаг.

— Он хороший человек? Учитель-то?

— Хороший, — не сразу ответила Ольга. — Но это… опять не то. Я не знаю, — она не жаловалась, не сожалела.

На Петра никак не подействовали ее слова. Вышли уже на край села, а за селом открывалась даль. Всхолмленная, в лесах, но необозримо широкая, раздольная. Представилось Петру, что надо идти ему в эту даль — незнакомую, необъятную. Непривычно, чуть страшновато, но уже думалось о том, как будет ТАМ, ВДАЛИ. Уже шагал он ТУДА, и остановить его было нельзя. Именно оттого, что непривычно, и неведомо, и неоглядно широко, манило и влекло ТУДА.