Читать «Девочка из Пентагона» онлайн - страница 21

Людмила Михайловна слушала нас, то и дело поджимала губы. Колька демонстративно кривился. Но нас всё-таки приняли. Учительница лично повязала нам красные галстуки, что-то сказала, мы сняли октябрятские значки — и всё. Мы теперь пионеры.

(Позже я свой значок с маленьким кудрявым мальчиком положила в пенал. Там он у меня и остался на все школьные годы. Мальчика было жалко.)

Затем Людмила Михайловна проникновенно высказалась про подвиг Вовки, мельком упомянула Толика. Класс слушал равнодушно, словно никто из них не понимал, что Толик уехал, а Вовки больше никогда не будет!.. Нет, Горюша, кажется, понимал…

В тот же день, первого сентября, мы решили навестить знакомых неформалов. Пошли к оперному театру и обалдели.

Нефомалов стало больше! В несколько раз больше! И откуда только они все взялись? Причем если раньше в основном среди них были старшеклассники, студенты, то сейчас — просто масса подростков лет тринадцати-четырнадцати! Но это были уже совсем другие неформалы. Не таинственные пришельцы, спокойные, внимательные — а наглые, злые, демонстративные. Бритые виски, ирокезы, серьги, цепи, заклепки. Тогда-то и появились фенечки — ниточки, увитые бисером, мелкими бусинками. Новые неформалы включали звук на полную мощность, говорили на странном, ломанном языке.

Таинственные пришельцы моего детства и наглые подростки сидели в скверике у театра на соседних лавочках и косились друг на друга — то с любопытством, то с презрением. Не перемешивались.

Впрочем, взрослые плевались вслед и тем, и другим. Они же — и пришельцы, и подростки — не обращали внимания или делали вид, что не обращают внимание.

Кое-как нашли знакомых. Нам обрадовались.

Мы долго говорили. Неформалы искренне, без лишнего пафоса жалели Вовку, его мать. Вспомнили Юрку, почему-то вздохнули. Тут же заговорили о Кехе, о том, как сильно она изменилась буквально за одно лето, о прочих делах.

* * *

Впрочем, изменилась не одна Кеха. Вообще весь окружающий мир менялся с невообразимой скоростью!

Кинотеатры наводнились зарубежными фильмами: сказки, фантастика, ужасы, эротика, мелодрамы. Мы ходили на всё подряд! Про возрастные ограничения бабушки-билетерши ещё не знали.

Откуда-то повсеместно появились записи, пластинки: Цой, Башлачев, Дягилева, Шевчук, Гребенщиков, Кинчев, Бутусов, Макаревич. Часть из них официально продавалась в музыкальных магазинах, но большая всё-таки переходила из рук в руки в виде потертых плёнок, кассет. Заговорили о квартирниках, рок-фестивалях. Их вроде как не одобряли, писали, что «подобная музыка только разлагает молодежь», да и не музыка это вовсе! Так! Визг, шум, грохот. Но русский рок не смотря на все запреты, возражения, возмущения упрямо прорывался наружу из той темницы, где был заключен долгое время.

И книги. В толстых литературных журналах появились имена, о которые раньше не то, что публиковать, вспоминать нельзя было. Солженицын, Булгаков, Есенин, Пастернак, Цветаева, Замятин. Книги, написанные много лет назад, многие даже до войны, украденные у нас — всё возвращалось. Номера с заветными романами свято хранились, переплетались. В библиотеках на них была очередь не хуже, чем за колбасой. В завершении ко всему — или символизируя начало? — некоторые маститые деятели искусств вдруг выдавали такие произведения, от которых холодели многие взрослые.