Читать «Бранденбургские изыскания» онлайн - страница 29

Гюнтер де Бройн

Великая поэзия противится подобному обращению — это обнаруживается, когда читаешь ее. Менцеля славят как открывателя и при виде открытого богатства забывают, сколь непозволительно он его уменьшил. Опасность состоит в том, что человек, ищущий в литературе отражения жизни, после менцелевского сочинения не обратится к книгам Шведенова. Ибо хвала профессора есть, в сущности, не что иное, как хула. Будь Шведенов таков, каким его видит Менцель, его возрождение было бы подобно мертворождению. У Шведенова показан математик, который сводит всю красоту к геометрическим формулам. Его называют то Одномерным, то Плоским червем, то Бумажным человеком. Менцель не говорит о нем, мне же рисуется следующая картина:

Прочный и солидный постамент. Сам же памятник — больше натуральной величины человека, но из бумаги, и не похож на того, чье имя носит. Кого же он напоминает? Черты ведь знакомы! Лишь вспомнив о телевидении, понимаешь: этот бумажный памятник поставлен его создателем самому себе.

Браттке снял очки и посмотрел на Пётча. Пётч был растерян. Он чувствовал, что не имеет права сидеть у этого человека, а тем более молча, без возражений. А возражения не приходили ему в голову. Он не знал: то ли ему не хватает только слов, то ли самих мыслей. В лучшем случае он мог сказать: я не согласен с вами! Или честнее: я не хочу быть согласным с вами!

Но Браттке не дал ему много времени на размышления. Он сказал: — А вот пародия. Надеюсь, вы узнаете знаменитый образец. Смеяться вы не обязаны. Я уже сам это делал, когда писал. Итак:

Призыв Красной Шапочки к национальному восстанию

Литературная интерпретация в духе проф. д-ра Винфрида Менцеля,

Буржуазная германистика никогда не понимала национально-революционного содержания наиболее популярного творения Шведенова. Она только и сумела интерпретировать «Красную Шапочку» как детскую сказку и тем самым обнаружила свою неспособность обсуждать вопросы подлинной литературы. Игнорировав призыв к действию, содержащийся в этой величайшей политической сатире немецкоязычной части мира, она сама себя сдала в утиль истории науки.

Что же на самом деле происходит в этом глубоко народном и вместе с тем насыщенном символами поэтическом творении? Чтобы понять его начало, надо вспомнить уже цитировавшееся письмо от 9 ноября (!) 1799 года, в котором Шведенов рассказывает о разговоре с аристократами и отмечает, что их мины, чем дальше он говорил, становились все более кислыми. Отдавая дань поэтической образности, он для разъяснения ситуации использовал метафору из чисто буржуазной отрасли — производства уксуса. Фермент его речи квасил физиономии эксплуататоров — таков смысл, но вместо слова «фермент» он употребил старинное наименование — «уксусная матка». Какую же тему мог развить одержимый мыслями о революции юноша перед представителями паразитической верхушки, как не тему переворота, демократических действий. Уксусная матка, или просто мать, — вот образ, воплощавший для него идею революции.