Читать «Когда день сер» онлайн

Ричард Матесон

Ричард Матесон

Когда день сер

Скажи Земле последнее прости,

Ведь день уж сер, и достоянье человека

Низринуто в застенки времени,

В могильный саван запеленато навек.

Сними нагар с свечи стараний,

И пусть же с глаз твоих вдруг упадет

Та странная вуаль, что слита

С таинственною тьмой.

Он сидел на камне и писал этот текст на доске, используя в качестве пера чей-то измазанный в саже палец. Совершенно очевидно, размышлял он, что финальная тема должна быть записана этим отправляющимся в чистилище пальцем, этим жалким отростком, который некогда нахально тыкал в землю и небо — я твой хозяин, земля, я твой хозяин, небо! — и вот теперь валяется, закопченный и жалкий, среди обломков бытия.

«Я присутствую на поминках по Земле и не лью слез».

Он поднял полные скорби глаза, и застывший взгляд поплыл над равниной. Он перекатывал в пальцах свое необычное стило и с отвращением раздувал ноздри. «Вот он я, — угрюмо размышлял он, — сижу на горячем валуне и изучаю последствия той небольшой шутки, какую человек в итоге сыграл с самим собой».

Он ударил себя по лбу и выкрикнул: «Ах!» — его захлестнула волна чувств. Большая голова упала на грудь, и он прерывисто зарыдал. Право, данное с рождения, отнято, горевал он, золотой шанс упущен, человек отыскал свой путь — но путь к самоуничтожению.

Затем он с вызывающим видом распрямился, словно проглотил жердь. «Я не желаю быть тявкающей дворняжкой, — провозгласил он. — В сей погребальный час я не поддамся. Да, пусть смерть стоит надо мной и сует призрачные пальцы в мои язвы, я не стану молить о пощаде, не согнусь».

Лохмотья величественно развевались на плечах. Он склонился, чтобы записать дальше:

О, дайте насладиться смертью,

Пока Земля, приветствуя погибель,

Глядит глазами гаснущих костров.

Кончик отяжелевшего языка выдвинулся из-за баррикады рта. Стало жарко.

И птицы свищут отходную человеку

Испепеленному, который

Свой изжаренный скелет

Пожертвовал вдруг всем своим богам.

А птицы клювом долбят песню без затей

На ксилофоне преданных забвению костей.

— Отлично! Отлично! — закричал он, опуская босую ногу на покрытую пеплом землю. Взволнованный своей строфой, он уронил стило и встал, чтобы поднять. Ну вот, рассеян как никогда. Он поморщился при этой мысли, а потом снова принялся писать.

«До чего же удивительно, — продолжал он рассуждать, — что за всю свою больную историю человек так ни на миг и не оставил попыток уничтожить себя самого».

Рефрен:

Куда как странно —

Что два чужака

Жили вместе,

Не видя врага.

Он остановился. Как же продолжать, размышлял он, как продолжать, когда под всеми счетами человечества в бухгалтерской книге вечности подведена черта? Требуется истинное упорство, бойцовская хватка и в то же время обманчивое спокойствие морской пучины, когда над головой уже кричат падальщики. «Что тогда, что теперь, — думал он, — я вынужден прикладывать титанические усилия, чтобы породить гладкую и изящно срифмованную строфу». Например, такую:

Спрячь безразличие,

Скажи, в чем отличие:

Сгореть в кислоте

Иль сгореть в пустоте.

«У меня нет ни публики, ни надежды на ее появление, однако же я продолжаю творить, потому что то, что должно быть сказано, должно быть сказано. А значит, идти вперед — мой единственный выбор».