Читать ««Сквозь наведенный глянец»: «Автопортрет» Владимира Войновича» онлайн - страница 11

Зачем сетовать: «...вместе с критикой системы, перестроечная пресса стала нападать на диссидентов и эмигрантов с гораздо большей яростью, чем это делалось до сих пор», — если перестроечная пресса вела себя прямо противоположным образом, заискивая перед эмигрантами?

Скажут: и то и другое заявления требуют доказательств. Соглашусь. Можно, конечно, поднять перестроечную прессу и провести исследование, но не в рамках же статьи. Но по крайней мере одно из ложных утверждений Войновича мне легко опровергнуть. Сетуя на людей, пытающихся подмочить его репутацию, Войнович, в частности, пишет: «Критикесса из „Литературной газеты” Алла Латынина написала лживую статью „Когда поднялся железный занавес” о том, что эмигранты не возвращаются, очевидно, не по политическим причинам (их уже нет), а по экономическим самого низкого сорта (привыкли к западной колбасе). И меня отнесла к представителям „колбасной” эмиграции...»

К представителям «колбасной эмиграции» я вообще никого не относила — это не мой термин, а о причинах отъезда Войновича в статье вообще нет ни единого слова, да и упомянут он там лишь вскользь, как автор знаменитого «Чонкина». Вопрос же, почему эмигранты не возвращаются, в этой статье вовсе не ставился. Там говорилось другое: что интересы интеллигенции метрополии и эмиграции расходятся, что мы, оставшиеся, хотим успеха реформам, которые уехавшим психологически невыгодны, ибо могут лишить их статуса представителей «порабощенного и угнетенного народа», меж тем как история России происходит все-таки в России. Подобная постановка вопроса может быть названа спорной (тогда попытайтесь доказать, что история России происходит, скажем, в Америке), но каким образом проблема может быть лживой? Это обвинение из инструментария тоталитарной критики, которым, казалось бы, Войновичу пользоваться зазорно.

Боюсь, что если начать проверять и другие утверждения Войновича, то в них окажется примерно такой же процент истины.

Недавно я писала о последнем романе Аксенова, посвященном шестидесятникам^[6]. Сходство биографий писателей и почти одновременный выход книг, близких к мемуарному жанру, невольно побуждает к их сопоставлению. Чисто литературно книга Аксенова слабее: она рыхловата, плохо скомпонована, торопливо написана, фраза часто неряшлива — не то что крепко сбитый и хорошо продуманный текст Войновича. Но насколько у Аксенова подкупает широта души и стремление увековечить своих друзей, припомнив лучшие минуты взаимного общения, простив обиды, настолько отталкивает у Войновича мелкое намерение свести с бывшими друзьями счеты, эгоцентризм и неумение взглянуть на себя со стороны.