Читать «Газета Завтра 255 (94 1998)» онлайн - страница 65
Газета Завтра
И вот он — последний бой! Тупоносый “ястребок”, со всех сторон облепленный “мессерами”, закрутил в небе смертельную карусель. Прошитый очередями, он вспыхнул и огненным комком устремился к земле. Прыгать поздно. Сквозь треск пламени мальчишка посылает прощальный привет той, которую всю жизнь любил:
Большой палец тронул по очереди струны...
Настала тишина. Ее нарушил пьяный мужичонка:
— Браво! — заорал он. — Я пел тогда, когда мой край был болен!..
Ноги его опять подкосились и он снова нырнул под стол.
— Надоел ты, отец, хуже горькой редьки! — мужики подняли его и прижали каменной столешницей пониже груди. — Теперь попробуй упасть!
Получив добавочную опору, мужичонка повис на стене, как жук, пришпиленный булавкой.
Ветераны молчали, уставясь в стол.
— И чего старье вспоминать? — недовольно проворчала Анька, отворачиваясь. — Тоже мне, песня... Ее после войны инвалиды хрипели по всем поездам... Спели бы “Малиновку”!
— Разбирался бы кто-то... в колбасных обрезках, — буркнул Володя, — давай еще чего-нибудь, Спартак, а?
— “Голубой сарафан!” — встрепенулся Павел Иванович. — Не помню, когда я слышал.
— “Черные ресницы!”
— “Галю”...
Они пели все подряд. Вспомнили совсем уж, казалось бы, потерянные песни, что пелись тогда, той далекой военной порой. Позабытые, никогда не исполняемые в концертах или на радио, они жили в глубине памяти, становясь постепенно легендой, фольклором.
— “Анюту”, ребята, если можно, а? — попросил дядя Коляня. Его красное, какое-то облезлое лицо еще больше, казалось, покраснело.
— Ань, в честь тебя... — объявил Володя.
— Нужно это мне, как рыбе зонтик.
И снова пальцы-сардельки забегали по струнам и пошел рассказ о ротном санинструкторе, тоненькой девушке, в которую на передовой все были влюблены: и молодые, и пожилые. Как она во время боя слабыми ручонками, которыми тяжелее расчески, зеркальца и книжки ничего в жизни она не поднимала, тащила волоком искромсанные мужские тела, и, свалив очередного раненого в ближайшую воронку, сдувая машинально пот с верхней губы, чтобы не капнул в рану, судорожно бинтовала его индивидуальными пакетами, хрипя от смертной усталости нежные слова, которые она кому-то не успела дошептать в мирное время.
— Потерпи, миленький, потерпи, родной!
Ему только и надо было услышать это одно-единственное слово: “живой”.
А потерпеть — он потерпит...
У меня вдруг сжало горло, как в детстве. Когда незаслуженно обидят. Стало трудно дышать...
