Читать «Остановить песочные часы» онлайн - страница 29

Александр Тарнорудер

Подарите мне жизнь…

Ужасный момент осознания собственной глупости и неправоты, ненужного и бесполезного упорства и упрямства, противопоставления себя всему миру, начиная с самых близких людей. «Да не кутайся ты в свои сатиновые нарукавники!» — воочию представляю, как Меир произносит эту фразу, которую я сама только что придумала, и гладит меня по голове. Мне так хочется, чтобы он погладил меня по голове, по всему телу. Я так хочу его…

Вспоминаю вчерашний вечер, свое появление на пороге, и идиотскую фразу, которую, не подумав, бросила ему в лицо. Я привыкла считать себя не такой, как все, а оказалось, что веду себя не лучше, чем обычная истеричная дамочка.

Включаю мобильник, который я заглушила сутки назад, кладу его на стол, и отправляюсь на кухню засунуть в машину посуду. За спиной начинают раздаваться трели входящих сообщений. Боже, сколько?! Им, кажется не будет конца. Мужик мой, по опыту знаю, больше одного не оставит, ему ничего не стоит доказать, что единица и несчетное множество — это, по сути, одно и тоже. Он что-то вчера про нью-йоркский обвал говорил? А от меня-то что надо? Мне до Нью-Йорка, как до луны. Так и есть: начальник телефон оборвал, все сотрудники отметились, да еще знакомых и незнакомых десятка три наберется. Шкурой чую, что накрылся не только сегодняшний выходной, но и вся последующая неделя.

— Привет, это я, — делать нечего, приходится звонить начальнику.

— О! Пропащая, а мы уже в Интерпол обращаться собирались. Ты куда делась-то?

Не многие из сотрудников знают, что шутки моего начальника надо воспринимать довольно серьезно.

— В больнице была, в Шнайдере.

Молчание на том конце: больница в нашем государстве — это святое.

— С детьми случилось что?

— Ничего особенного, просто я подхожу донором для Иланиной дочери.

Снова длинная пауза: после шумихи в прессе на всю страну порог народной чувствительности ко всей этой истории понизился до нуля — каждый считает своим долгом громко и публично посочувствовать. Вообще-то, народ у нас добрый, отзывчивый, можно сказать, народ, только если за рулем не сидит, или на праздники в очереди в аэропорту не стоит.

— Ладно, — глубокий вздох в трубку, — мейлы открой. Уже двенадцать почти, до открытия биржи четыре часа осталось. Генеральный должен с заявлением выступать, а ему там какой-то гребаной цифири не хватает. И не ссы, Далит, я позвоню, кому надо.

— Yes, sir! — рапортую с бодростью в голосе, хотя какая там бодрость.

Уф! Если уж Ронен стал выражаться, как рыночный торговец, то дело и впрямь серьезное. А я опять с опозданием осознаю, что, отключив телефон, вела себя, как последняя дура. От немедленного увольнения с волчьим билетом меня спасает только причисление к лику святых. Святых не увольняют — прессы боятся.

«Гребаную цифирь» пересылаю Ронену — пусть он сам со своими генералами разбирается. О карьере размечталась. В любой карьере есть момент истины, а я его прозевала, проспала, мобильник выключила.