Читать «Остановить песочные часы» онлайн - страница 21

— Формально, по инструкции Минздрава все они остаются под подозрением, как потенциальные носители вируса иммунодефицита.

— И последний вопрос: что это за лаборатория?

— Лаборатория детского центра «Шнайдер». — На экране появляется номер телефона для круглосуточных обращений заинтересованных граждан.

Смотрю на Меира, а Меир смотрит на меня. Только теперь, в этот момент до меня доходит, откуда взялись те самые три месяца, которые мне сердечно порекомендовали не брать в голову.

— Ничего не понимаю. Но ведь «ответ отрицательный» и у меня ничего не нашли, так какого черта «под подозрением»!?

Пока речь шла о какой-то абстрактной лаборатории, мне не было никакого дела до их внутренних бюрократических разборок, а теперь, выходит, что я вхожу в группу риска.

— Подожди, не психуй. Тебе официально что-нибудь сказали?

— Что надо ждать три месяца и делать повторный анализ.

— А до того?

— Посоветовали не брать в голову.

— Хороший совет…

— Может мне кто-нибудь связно объяснить, что происходит?

— Сегодня уже поздно к ним обращаться, но у предков наверняка есть какие-нибудь знакомые, — Меир тянется к телефону, чтобы набрать номер родителей, но в тот же момент раздается звонок от профессора из гематологии.

— Как дела, Далит?

— Это я у вас должна спросить про дела!

— Я думаю, вам не о чем беспокоиться.

— Но вы зачем-то позвонили? — мой голос начинает дрожать.

— Во-первых, чтобы вас успокоить, поскольку практическая вероятность того, что именно ваш анализ оказался подозрительным, крайне мала… — он закашлялся.

— А во-вторых?

— К сожалению, в течение трех месяцев мы не можем проводить забор клеток и их пересадку.

— Почему тогда я не должна ни о чем волноваться? Почему недостаточно повторной проверки, и надо ждать еще три месяца?

— Таковы правила и инструкции министерства.

— Значит, опасность все-таки есть?

— Чисто теоретическая… Все всё понимают, но никто ничего не может поделать.

— Но почему? — мне кажется, что я зациклилась на этом слове, но другого у меня не находится.

— Понимаете, когда есть хоть малейшее сомнение в абсолютно однозначной идентификации пробы крови, вступает в действие совершенно другая процедура. И пока риск не исключен…

— Значит он все же не исключен?

— Формально — нет. Мы не можем ждать эти три месяца, но я бессилен что-либо сделать.

Ни три года назад, когда мне переливали чью-то кровь, и ни разу с тех пор я не боялась, что меня могли заразить. Формально… теоретически… практическая вероятность… Она была при родах, когда мне понадобилась кровь, она есть и сейчас. Да какая бы она ни была, эта вероятность — одно сознание того, что вся твоя дальнейшая жизнь поставлена под сомнения из-за какой-то маленькой дурацкой этикетки, на которой не оказалось достаточно клея. Вероятность, переходящая в страх, не только за собственную жизнь, но и за жизнь близких тебе людей… Я ощущаю себя в пустоте, как будто кто-то выдернул меня из реального мира и подвесил в вакууме. Все остальное кроме страха улетучивается, отходит на второй план. Меир произносит какие-то слова, но звуковые волны не передаются через вакуум. Я не подвержена внешним воздействиям, но выпиваю янтарную коньячную жидкость, которая вспыхивает у меня внутри.