Читать «Том 35. Бичо-Джан Рассказы» онлайн - страница 33

На душе обывателей горного гнезда было не радостнее, нежели в природе. Като заметно волновалась за участь мужа и детей. Горго разделял ее заботы. Магуль беспокоилась за брата, который, каков бы ни был, а все же был единственным близким ей по крови существом.

Что же касается Кико, то бедный мальчик совсем извелся, тоскуя по отцу и родному дому. Правда, теперь, после того происшествия с Дато, троюродные братья перестали приставать к нему, даже Михако проникся некоторой долей уважения к бесстрашному мальчугану. Но от этого тоска не уменьшалась в сердце Кико. Ах, как он страдал в разлуке с дорогими его сердцу людьми! И будущее было для него закрыто. Ведь если верить словам Вано, то Кико никогда уже не увидит своего отца. А что значили слова Вано о том, что его, Кико, ждет какая-то радость? Какая же радость может быть в разлуке с отцом?

Кико так задумался о своей судьбе, что не заметил Като, протягивавшей ему чунгури.

— Спой нам, Кико, соловушка алазанский. Может, легче от твоей песенки станет на душе.

То же просили Магуль и Горго в один голос:

— Спой, Кико, пожалуйста, спой.

Маленький князек не стал упираться. Принял чунгури из рук тетки, настроил и, ударив по струнам, запел:

Однажды в долине Кахетии дивнойВ чинаровой роще жил-был соловей,Буль-Буль сладкогласный, певец серокрылый,Король алазанских ночей.Он пел неземные, прекрасные песни,Чинары и розы внимали ему.И мнилось: от песенок тех искрометныхАлмазные звезды рассеяли тьму,И пышные алые знойные розыПрекраснее пахли под сенью чинар.И месяц алмазный певцу молодомуСвой луч наилучший принес ему в дар.Но люди однажды его услыхали.Поймали и в клетку закрыли певца…И смолкли чудесные песни навеки,Что прежде он пел без конца, без конца.Чудесные песни слагались на воле,Не может их пленник в тюрьме распевать.Пустите Буль-Буля из клетки унылой,Чтоб мог он, как прежде…

Копыта лошадей, громкое ржание и голоса, на миг заглушившие и стон ветра, и шум дождя, прервали пение Кико.

— Это наши вернулись! — обрадованно вскричала Като и первая, с легкостью девочки, бросилась во двор.

Магуль, Горго и Кико побежали за нею.

В полутьме быстро спустившихся в ненастье сумерек они увидели троих людей, несших что-то на руках.

— Вано! Давидка! Максим! — не своим голосом крикнула Като. — Вы ранены! Вай-ме! Кто из вас ранен, отвечайте же во имя Бога!

— Успокойся, мать, — вынырнув откуда-то из темноты, крикнул Максим. — Все мы живы. Только чья-то пуля поцарапала грудь Али. Но и он жив.

— Али! Брат мой! Он ранен! Пустите меня к нему! — тоненьким жалобным голоском простонала Магуль и, сбив с ног не вовремя подвернувшегося на пути толстого Дато, который, усиленно сопя, забарахтался короткими ногами в воздухе, бросилась к Али, причитая с плачем:

— Горе мне, бедненькой Магуль, горе! Разгневала я Аллаха, покарал он меня. Возьмет Аллах к себе Али, останется одна-одинешенька на свете бедненькая Магуль!