Читать «Людовик XV и его эпоха» онлайн - страница 191

Александр Дюма

— Что с вами, Шовелен? — спросил его король.

Шовелен открыл рот, чтобы отвечать, вероятно, королю; но он не мог произнести ни одного слова и упал навзничь.

Тотчас послали за докторами; но когда они приехали, маркиз был уже мертв.

Со дня смерти маркиза редко видели, чтобы король когда-либо улыбнулся. Можно было бы думать, что тень маркиза безотлучно находилась при нем, что она следила за ним всюду, где бы он ни находился. Людовик XV сделался еще более, чем прежде, мрачен и печален. Если что и могло несколько его развлечь, так это прогулки в карете; вследствие сего король стал часто совершать поездки: сначала он поехал из Рамбуйе в Компьен, из Компьена в Фонтенбло, из Фонтенбло в Версаль; он только не ездил в Париж, который опротивел ему своими беспорядками и волнениями по случаю изгнания Шуазеля.

Но все эти прекрасные резиденции, вместо того чтобы развлекать короля, напоминали ему о прошедшем, пробуждали в нем воспоминания о минувших днях молодости, и сколько труда, сколько усилий стоило бедной дю Баррю — этому свежему и хорошенькому цветку — отвлекать его от этих печальных мыслей, которые такой громадной вереницей проносились в его памяти!

В продолжение этого времени общество так же опускалось в своих правах, как и король в своих силах. Вслед за философскими поучениями Вольтера, д'Аламбера и Дидро появились безнравственные сочинения Бомарше , направленные против правительства.

Между тем как все это происходило, при дворе образовались две враждебные музыкальные партии — партия глюкистов и партия пуччинистов.

Дофина, молодая принцесса, с поэтической душою, с прекрасными музыкальными способностями и, кроме того, воспитанница известного Глюка, не находила ничего музыкального во французских операх; для нее французские оперы были только собранием более или менее грандиозных ариеток. Видя несколько раз в театре представление трагедий Расина, она возымела желание послать одну из его пьес — а именно «Ифигению в Авлиде» (Iphigenie en Aulide) — своему знаменитому учителю, прося его сочинить для этой пьесы музыку. Через шесть месяцев музыка для «Ифигении» была написана, и Глюк сам привез свою партитуру в Париж.

По прибытии своем в столицу знаменитый маэстро сделался любимцем ее высочества дофины и в течение дня во всякое время имел право входить к ней без доклада.

Вообще ко всему надобно привыкнуть, в особенности к тому, что величественно и грандиозно; а так как парижане не успели еще приучить свой слух к новым звукам, то это и было причиной, что музыка Глюка не произвела сначала того эффекта, которого можно было от нее ожидать. У кого в сердце нет огня, нет страсти, у кого чувства омертвели, тем не надобно в музыке мысли.., идеи, для них достаточно будет одного шуму; а так как музыкальные произведения Глюка отличались всегда особенной нежностью звуков, меланхолией, то понятно, что они и не могли нравиться, при этих условиях, тогдашнему обществу, которому, как мы сказали, надобно было в музыке как можно более шума и грома.