Читать «Людовик XV и его эпоха» онлайн - страница 188
Александр Дюма
Графиня де Барри достала от кого-то портрет Карла I, писанный талантливой кистью Ван-Дейка; этот портрет, составляющий в настоящее время лучшее украшение Парижского музея, она повесила в своей комнате пред диваном, на который всегда имел обыкновение садиться король.
— Что это за портрет? — спросил Людовик XV.
— Короля Карла I, государь, — отвечала фаворитка.
— Зачем он тут повешен?
— Чтобы напомнить вашему величеству о царствовании этого государя.
— Для чего же вы хотите напомнить мне о его царствовании?
— Парламент оказывает сопротивление, государь… Вы должны его уничтожить…
— А! Понимаю, — отвечал Людовик XV, нахмурив брови, — теперь я понимаю.
Однажды король, придя к дю Барри, нашел ее кухню в лучшем, чем прежде, состоянии.
— Что причиною такой перемены? — с любопытством спросил он.
— Эта перемена произошла оттого, государь, — отвечала фаворитка, — что я прогнала моего Шуазеля; когда же вы прогоните вашего?
Между тем королю передана была нота о министре его Шуазеле; в этой ноте говорилось, что Шуазель имел от королевы Марии-Терезии обещание сделаться неограниченным властелином (т.е. королем), с полной гарантией на передачу этого звания своему потомству, если только он сумеет оставить Силезию за Австрийским императорским домом.
Герцог Ришелье, герцог д'Егильон и графиня дю Барри не иначе стали называть Шуазеля, как королем Шуазелем или маленьким королем.
Почти в это же время герцогиня Граммон, объезжавшая провинции и возмущавшая парламенты, забыла в каком-то городе захватить с собою письмо, которое писала к Шуазелю; письмо это отослано было в Париж и передано госпожой дю Барри королю.
Людовик XV, входя однажды к своей фаворитке, увидел, что она занимается бросанием вверх, попеременно, двух красных мячиков: мячики эти были апельсины.
— Прыгай, Шуазель!.. Прыгай, Прален! — приговаривала она, не переставая играть при входе короля.
Король спросил ее, что это была за новая игра.
— Игра в скачки, государь.
И при этих словах она вручила королю письмо герцогини Граммон: это было 24 декабря 1770 года.
Королю давно уже надоели все эти беспорядки и неудовольствия, которые окружали его; он ждал только случая выместить свой гнев на виновниках этих беспорядков, и так как теперь случай к этому представился, то он решился воспользоваться им.
Он взял перо и написал:
