Читать «Вполголоса» онлайн - страница 11
София Парнок
Сны Сас|ю
I
Рассказала свой сон
Сафо Киприде...
Сафо
Снилось мне, — взываю к подругам милым: «Долго ль бегать мне? Баловницы, где вы?» И напрасно криком бужу я только Сонное эхо.
А в златых сандальях заря восходит, Но не наше там розовеет море, И земля другая в росе дымится, — Где же ты, Сафо?
В благовоньи трав незнакомый привкус Горькой сладости. На лугах родимых Ни анис, ни роза, ни медуница Так не дышали.
Я ступаю тяжко, как будто стола Мягкоструйная — не по мне, а лира, Лира — щит мой верный — томит мне руку Тяжестью новой...
И к ручью склоняюсь — о, злое чудо! —
В ясном зеркале отраженным ликом И разгневана, и любуюсь плача, — Кто же там, Сафо?
II
Вспомнит со временем кто-нибудь, верь, и нас.
Сафо
«Вспомнит со временем кто-нибудь, верь, и нас...» — Вымолвила, — и на перси к подруге сникла; Сон ли объял меня странный, но вот вокруг Все оживилось: над ложем моим, над лирой Стрекот, жужжанье, как будто пчелиный рой В струнах запутался или трещат цикады. «Сафо» — я слышу — на все голоса мое Суетно перепевается имя — «Сафо».
Вижу: снуют озабоченно, взад-вперед, С лиры — на ложе и с ложа — на лиру, мыши. Что им до Сафо?.. И вдруг озарилось все (Те и не видели!) — ты предо мной, Киприда! Твой улыбается мне несказанный лик. Голос божественный: «Вот она слава, Сафо: Спорят, кому твои вечные — хмель богов! — Песни любовные — юношам или девам?»
* * *
На персях подруги усни.
На персях усни сладострастных...
Сафо
Ты дремлешь, подруга моя, — Дитя на груди материнской! — Как сладко: тебе — засыпать, А мне пробудиться не мочь,
Затем, что не сон ли, скажи, И это блаженное ложе, И сумрак певучий, и ты, И ты в моих тихих руках?
О, ласковые завитки
На влажном виске!.. О, фиалки!
Такие, бывало, цвели У нас на родимых лугах.
Венки мы свивали с тобой, А там, где венки, там и песни, Где песни — там неги... Ты спишь, Последний мой, сладостный сон?..
Плыви надо мною, плыви, Мое Эолийское небо, Пылай, мой последний закат, Доигрывай, древний мой хмель!
Так на других берегах, у другого певучего моря, Тысячелетья спустя, юной такой же весной, Древнее детство свое эолийское припоминая, Дева в задумчивый день перебирала струну.
Ветром из-за моря к ней доструилось дыханье Эллады, Ветер, неявный другим, сердце ее шевелит: Чудится деве — она домечтает мечты твои, Сафо, Недозвучавшие к нам песни твои допоет.
Пенс]эесилея
Т punmux
Вызов
Сердце на лад сладострастный не строю, Томную лиру разбила в щепья, — Время мне петь роковую Трою, Битвы смертельной великолепье.
Был и пребудешь навек иноверцем (Бог твой мужских злых Эриний злее!), И суждено с обагренным сердцем Падать в сраженьи Пенфесилее.
Друг перед другом мы снова предстали.
Туго копье твое? Меч не звонок? Иль не почетна на бранной стали Неукротимая кровь амазонок?
Поединок
На вызов дерзкий единый ответ — копье! Метнул, но первый не рассчитал удар: Отпрянуло от звонкой меди, Не проломив боевых доспехов.
Сверкнуло снова. Ветер пресек полет, — Летит и снова не долетела смерть...
В герое неуспех нежданный
Лишь горячит вековую ярость.
И в третий раз безумный метнул копье. От сердца дева тихо отводит щит, — Он видит: острие лихое
В латы вошло роковой занозой.
Возвращение
Не копьем смертельным — нетленной розой Я вооруженная вышла в битву.
Древле по-иному моя праматерь Шла на Ахилла.
Тот же он в убийственном ратоборстве — Ненавистлив сердцем, а я тоскую: Ненависти древней до этой жизни Не донесла я...
Тихо возвращается с поля брани И клянет воительниц злую долю, Руки прижимает к груди — и плачет Пенфесилея.
Мудрая Венера
I
Гибели не призывай: нелюбезна богам безнадежность.
Юноша мой, встрепенись. Мудрой Венере внемли, — Друга милее иным несговорчивым девам — подруга. Женской рукой отопрешь то, что закрыто тебе.
Поясом тесным стяни — гордость мужа — могучие чресла, Змеиным запястьем завей выпуклость славную мышц.
Долго б Ахилл пребывал между дев Ионийских не узнан, Если б при виде копья в нем не проснулся герой.
Да не зажжется твой взор при знакомом воинственном кличе, — Только приметой одной выдать себя не страшись: Перед суровой твоей не утаивай томного вздоха, — Не на мужские сердца стрелы ей точит Эрот.
II
Не всегда под ветром пылает ярче, О мой друг, подчас потухает факел.
Не всегда волна кораблям попутней Тихого моря.
Ты торопишь негу, нетерпеливец, Укоряешь деву в ленивой страсти, — Иль забыл, что многим милее молний Медленный пламень?
Не того дарит дивной песней лира, Чья рука безумно цепляет струны, — Много правил есть (вот одно — запомни!) В нежной науке:
С плавных плеч сползая лобзаньем длинным, Не спеши туда, где в дремотной лени Две голубки белых, два милых чуда, Сладостно дышат.
III
«Где его стрелы, — спроси у стрелка своего, о, богиня!
Пуст Купидонов колчан: все они в сердце моем!
Он не сберег ни одной для надменной моей Гермионы, — Тщетно у милых колен слезы любовные лью.
Хищников лютых Орфей укрощает своим песнопеньем, —
Женское сердце, клянусь, сердца звериного злей:
Тщетно кифара моя ей поет самым сладостным звуком...
Непобедимую как мне победить? Научи...»
— Вспомни: дождем золотым Громовержец сошел на Данаю...
Все я сказала тебе. Если понятлив, поймешь.
IV
Зеркало держит Эрот перед ней и в стекле его хрупком Вечное золото кос, вечное небо очей.
А на ковре, у колен, у разымчивых этих и сильных, В руки лицо уронив, скорбная дева сидит.
«Горе мне! Горе мне! Где, где ночей моих гордая хладность?» — Что с ней? — подруги вокруг шепчут, лукаво смеясь.
«Только и было, что раз — это под вечер было, у храма — Мимо идя, на меня ветреник этот взглянул.
Только и было всего... Да еще в состязании лирном...
Слышу — подруги ко мне: „Твой, Мнаседика, черед“. Вышла, и к струнам едва я певучей рукой прикоснулась, Как раскалились они: он в этот миг подходил.
Глаз не спуская с меня, затемняемых мраком желанья, Розу поднес он зачем смуглую к самым губам?
Как я запела? О чем? О, соперница — роза! О, губы!
Сафо нахмурила бровь! Что мне до гнева ее!
О, как, должно быть, жесток этот рот, и горячий, и влажный...
Разум во мне помути! Дай мне его позабыть!
Жжет меня ложе в ночи. Лишь глаза я закрою, я вижу
Губы и розу, и вновь розу и губы его...
Что же мне делать, скажи, чтобы их, неотвязных, не видеть?»
Мудрая словом одним ей отвечает: «Целуй».
V
— «Аттида, стебель нежный из дальних Сард, С проворной Геро вместе не ходят в храм, — Презрев обычай твой, богиня, Дразнят мужей красотой напрасной.
Гостит в приюте их беззаконных нег Стрелок, забывший службу стрелка и честь. Богиня, отзови Эрота!
Долго ль терпеть? Накажи отступниц».
— Караю карой страшной: припав к краям Бездонной чаши, до смерти будут пить, Крича от жажды. Утоленья
Не было, нет им и век не будет!
Лоза (1922)
