Читать «Савмак» онлайн - страница 21

Митридат сказал в третий раз:

— Сегодня ты умрешь. Сегодня, но не сейчас. Сейчас мы с тобой выпьем вина, как добрые друзья. И я уже налил вина, тебе и мне, добрым друзьям. Вино уже в кубках — и он небрежно указал на два кубка, стоящие на столике.

Один был из золота. Словно сплетен из золотых, причудливо изогнутых деревьев, среди которых бежала, в ужасе закрыв лицо руками, нимфа Сиринга, а за ней гнался уродливый козлоногий Пан.

Второй кубок был из дерева, без всяких украшений, выдолблен из древесины тиса.

В обоих кубках — неподвижное темное зеркало, вино.

— Вот, — сказал Митридат. Он поднял золотой кубок. — Пей.

Эти дни, непохожие друг на друга, вдруг утратили извечный ритм. Они то проскакивали, смазывая, слизывая языком из памяти все события, то замедляли свой бег, становились сонными, засыпающими. Они превращались в подобие застоявшегося пруда, затхлого, мертвенно-зеленого, и такой же оттенок придавали мыслям.

Внешне Диофант, казалось, совсем не изменился. Он был, как и прежде, ловок, силен, с крепкой фигурой и упругой походкой. Его руки не утратили ни умения, ни прежней силы, он с удовольствием убедился в этом на состязании херсонесских атлетов. Ему казалось, что он живет привычной, размеренной, ритмичной жизнью, как всегда. Ест, как прежде, спит, как прежде. И только безумное, словно взбесившееся, время — то упругое, скачущее, то тягучее, почти останавливающееся.

Диофант собирал войско. Он знал, что это необходимо сделать как можно быстрее, что до тех пор, пока в Пантикапее сидит наглый щенок с отвратительным скифским именем Савмак, — все, что он делал в Тавриде, все, ради чего он терпел лишения и беды двух войн, — все будет ненужным.

Но Диофант, крепкий, красивый мужчина, стал стариком. Та оболочка, что прежде была всего лишь внешним соответствием внутренней сущности, теперь в любой момент могла лопнуть, потому что внутри была пустота.

Из последних сил стараясь сохранить хотя бы иллюзию прежнего, Диофант находил оправдания своей медлительности и неуверенности. Ему удалось убедить всех в том, что поход на Боспор требует долгой и тщательной подготовки. Ему даже удалось убедить самого себя в том же. Он проводил смотры воинов, обсуждал планы похода. На миг возвращалась былая уверенность. Но потом вновь накатывало оцепенение.

Так продолжалось около полугода. Окончилась весна. Стремительно пролетело жаркое сухое лето.

Иллюзия, которую Диофант бессознательно поддерживал в остальных и за которую судорожно цеплялся сам, становилась все более зыбкой. Давно уже были готовы воины, вооружение, припасы, корабли, а Диофант медлил. И сам не понимал, почему.

Он никогда не был трусом — и стал трусом. Он не знал этого — и узнал это.

Однажды, в самом конце жаркого лета, душной ночью, ему приснился странный сон.

Он видел агору^[3]— то ли в Херсонесе, то ли в Пантикапее, а может быть, в каком-то другом городе, где ему только еще предстояло быть. Агора была заполнена людьми. Людей было множество, непохожих друг на друга и незнакомых Диофанту. Эти люди стояли плечом к плечу и хохотали, показывая пальцами на человека, стоящего в центре. Человек был совершенно голым, трясущимися от стыда руками он старался прикрыться от взглядов хохочущей толпы. Неожиданно Диофант понял, что видит себя, нагого, с посеревшей кожей, жалкого и дрожащего. А в толпе он увидел Савмака. Савмак не смеялся.