Читать «Шекспировские чтения, 1976» онлайн - страница 108

Уже среди древних поэтов были оригинальные творцы и подражатели. Правда, иные из античных подражателей следующим векам кажутся оригинальными, но это происходит лишь потому, что утеряны оригиналы, которым они подражали.

Юнг, естественно, не может избежать проблемы "древних и новых". Старый к тому времени спор о преимуществах классических и современных авторов, по разному решаемый в XVII - XVIII вв., получает у Юнга новое решение. Для самых древних не было никакой заслуги в их оригинальности; они просто не могли быть имитаторами, так как еще некому было подражать. Иное дело в поздние времена: у поэтов возникает возможность выбора - свободно парить или заковать себя в мягкие цепи подражания.

Юнг не отрицает достоинств поэтов античности. Пренебречь ими было бы столь же неверно, как и копировать их. Они дают духу благороднейшую пищу. Но питать - не значит уничтожать современное. Подражать древним поэтам можно, но не следует копировать их. "Подражать" "Илиаде" не значит подражать Гомеру; но тот, кто последует методу, примененному самим Гомером, приобретет способность, позволяющую создать столь же великое творение. Следуйте по его стопам - единственному источнику бессмертия: пейте там, где он пил - из подлинного Геликона, то есть из груди природы, - подражайте, но подражайте не произведению, а человеку. Не станет ли тогда парадокс афоризмом, а именно: "Чем меньше мы будет подражать прославленным поэтам древности, тем больше мы станем на них похожи" {Edward Young. Op. cit, p. 218.}.

Слишком большое почитание классиков лишает поэтов свободы, необходимой для творчества. А это последнее не равнозначно знанию. Образование лишь средство в руках поэта, но не оно источник творчества, а гений. Здесь мы подошли к тому, что составляет ядро художественной теории Юнга.

Древнеримское понятие гения как духа-покровителя, возрожденное гуманистами нового времени в связи с изучением античности, стало в XVII в. осмысляться по-новому. "Гений" сначала стал служить для обозначения своеобразия как отдельной личности, так и целой нации; слово стало синонимом "духа" ("гений нации", "дух нации). Очень быстро вслед за этим оно приобрело тот смысл, который сохранило до сих пор, - гений как воплощение высших духовных способностей.

В начале XVIII в. Шефтсбери употребляет понятие "гений" в обоих значениях. Ему случается говорить о "гении народа", и он же обстоятельно рассматривает различие между поэтом или художником, не возвышающимся над уровнем ремесленничества, и подлинным гением {См.: Шефтсбери. Эстетические опыты. М., 1975, с. 397-405.}. "...Настоящего гения и преданного своему искусству художника, - писал Шефтсбери, - никогда не заставить изменить своему характеру, так чтобы он не испытывал при этом величайшего стыда и нежелания, и никогда не убедить подло предавать свое художество и умение ради простой выгоды или исполняя нечто противоположное правилам своего мастерства. Кому приходилось слышать хотя бы немногое из жизни знаменитых скульпторов, архитекторов или живописцев, тот вспомнит немало примеров, свидетельствующих о такой их природе" {Там же, с. 397.}.