Читать «Орион-Светоносец» онлайн - страница 7

Сначала я почему-то пошёл на кухню и, только дойдя, понял, зачем пришёл. У стены стояла недорасстрелянная фляга виски. Я взял её и пошёл играть дальше в «Песчаных змей». Надел шлем, сел в игровое кресло и выпил виски маленькими глотками, морщась от неприятного вкуса, пока шла заставка игры.

Я принялся убивать арабов.

Всё было настоящим там, в пустыне — вонь, огонь, хруст песка на губах, обещание скорой разборки в сердце тьмы, в красных морях. Мой брат Орион — Орион-Светоносец — помогал марксистским партизанам и арабским радикалам так же исправно, как когда-то его отец, мамин брат. Мы то и дело находили подарки с Марса в песке — герметичные полусферы, битком набитые боеприпасами, оружием и пайком. Пустыня полыхала день и ночь. Прожектора чертили чёрное от жара небо в клетку, чадили, сгорая свечой, кипарисы и пальмы, и самая большая ловкость заключалась в том, чтобы вовремя распознать прущего на тебя с товарищами шахида. На днях (во время утренней игры) мы прочесали всю пустыню, захватили столицу и космопорт. Я пропустил следующий уровень (транспортировка на Красный Марс), прибегнув к чит-коду, и отправился истреблять марсиан. Красные орды, commies. Людей Ориона. Нас нёс к его столице ветер Марса. Бессильный шелест, песок и пыль, крик и стон, вой плавящихся металлов и свист бури пуль — и музыкальное сопровождение игры — сплетались в песню войны, песню алого бога. Зов Ориона. Красные падали перед нашими автоматами, словно кегли — худые жалкие дикари — и мы шли, шли, шли вперёд. Миссией руководил мой отец. Когда мы ворвались в тёмную крепость, я, как, наверное, сделал бы каждый, сменил игровую личину. Теперь я стал моим отцом. Мы встретились с Орионом один на один, отец/я — и он.

Орион — твой брат, умоляла в тылу сознания мама, твой брат…

Он ждал меня в лабиринте в глуби своей цитадели, с клинком в руке, как древний богатырь. В кромешной красной преисподней я глянул ему в лицо — человеческое, земное… Орион был прекрасен. Иконный лик. Глаза синели, как васильки. У Повелителя Красной Тьмы были глаза, как у мамы. Синие, русские. Мои.

Меня схватила судорога. Царапая щёки, я сорвал шлем и еле успел нагнуться к ведру для бумаг. Меня стошнило алкоголем, жёлчью и злостью. Я поднялся и как-то прополз десять метров до своей уборной, шатаясь, размазывая слёзы и горько кляня и жалея себя и отца. Завтра же напишу Ориону, решил я, завтра же. Не сейчас, потому что я пьян, у меня истерика, и я чёрт-те чего наплету. Завтра. Попрошусь к нему на Марс. К коммунистам, ага. В сердце тьмы, к диким… рогатым… большевикам. Я напился холодной воды из-под крана, влез под горячий душ, потом вылез обратно в комнату и с позором убрался под одеяло.

Во сне всё было как наяву, в прошлом году, когда мы с мамой на месяц съездили в Киев. Я ещё успел вспомнить, успел понять, что это сон — и тут же позабыл. Сон выполз в мир, а наш цветной, богатый мир был сном. Иллюзия, виртуальность. Холодная война закончилась совсем не так, последние тридцать пять лет не то исчезли, не то не туда пошли. Мы возвращались домой, в Советский Союз. Не оттого, что отец прогнал нас, умер или разорился, нет. Это было наше решение, отец тоже одобрил его (только какой отец?). Воздушный трамвай плавно нёс нас над городом. Темнело, но я узнавал места — это были жилые кварталы, лежащие через большой бульвар от нашего дома. Бульвар Кольцова. Внизу и рядом, только руку протяни, были знакомые дома и здания, места, которые я уже видел в прошлом году, в другой жизни — старые продуктовые магазины, многоэтажки, «Молоко», булочные, «Канцтовары»… В той прошлой жизни мы, дети, покупали там в конце лета тетради, ручки, фломастеры и дневники на новый учебный год. Я помнил всё, как будто бы это было со мной. Когда-то я купил там калькулятор и карманную электронную игру, в которой ушлый заяц из мультика «Ну, погоди!» катил с четырёх желобков яйца, а волку надо было их ловить. Игра была интересная, я б и сейчас в неё поиграл. Тогда «Канцтовары» казались мне сверхсовременным магазином. Теперь я понимал, что они, как и все советские магазины, неэффективно распоряжались площадью. На том пространстве можно было бы разместить гораздо больше товаров — если бы эти товары были в СССР.