Читать «Блаженный Феофил. Христа ради юродивый» онлайн - страница 25

Неизвестно

– Этим поступком,– так пояснял потом келейник Пантелеймон,–старец хотел показать, что грехи близких ему духовных чад, за которых он так горячо и неустанно молился в те дни, Богом уже прощены и совесть их пред лицом суда Божия очищена.

– Бывало, летом,– рассказывал Пантелеймон,– позовет меня старец к себе и говорит: «Нарви завтра в саду свеженьких яблок. (И при этом скажет, сколько нарвать надо). Утром же, чуть свет, ступай в лес на дорогу. Там встретишь партию богомольцев, всем по два яблочка и раздай».

Чтобы не ослушаться старца, так на другой день, бывало, и сделаешь. Пойдешь в лес богомольцев искать,– глядь, они и на самом деле по дороге идут. И вот диво. Станешь это каждому по два яблочка раздавать,– как раз на всех и хватит. Сколько старец приказывает накануне сорвать, столько для этой партии богомольцев и раздать нужно... И часто такие приказания старец мне отдавал, а я только его прозорливости дивился...

Четвертым келейником у блаженного был некто Козьма. Это был чрезвычайно религиозный и начитанный слуга, так что даже сам старец Феофил называл его в шутку «богословом». По целым дням Козьма занимался исключительно только чтением Священного Писания и святоотечестких книг и при этом забывал подчас не только о пище и питии, но даже и о прямых обязанностях своего келейного послушания. Рассеянность его доходила до такой степени, что когда ему пришлось однажды подписаться на бумаге по поводу получения им какого-то документа, то Козьма не только позабыл фамилию, но даже свое имя, так что посторонние лица вынуждены были напомнить ему его прозвище... Из всех неодушевленных предметов видимого мира Козьма обожал одни только книги, а пуще всего свою старую, истрепанную Библию, которую постоянно носил при себе на ремне, и которую клал себе ночью под голову вместо подушки. К своему старцу Козьма относился с рабской почтительностью и готов был ринуться, по его слову, хоть в огонь, хоть в воду. Но самыми нелюбимыми существами на земле считались у Козьмы... женщины. Упаси Бог, если ему случалось встретиться поутру, в то время, когда он отправлялся на Днепр за водой, с какой-либо из проходящих навстречу женщин; Козьма считал себя тогда осквернившимся на весь день и по возвращении домой непременно окроплялся крещенской водой... Все его мысли, желания и планы были направлены единственно к тому, чтобы на склоне дней своих удалиться куда-нибудь в лесную чащу, ископать там небольшую пещеру и, поселившись в ней, начать подвиг душевного спасения. И вот, когда он однажды размышлял о таком недостижимом блаженстве и строил в уме воздушные замки, сзади к нему подошел старец Феофил и неожиданно спросил:

– Козьма! Ты где будешь жить, когда я на тот свет переселюсь?

– Где Бог велит,– с удивлением отвечал Козьма.– Пристроюсь куда-нибудь в обитель, буду в монастыре жить...

– Нет,– тебе не быть монастыряком, а будешь ты жить с бабами в своем родном городе.

Козьма даже вздрогнул от такой неожиданности. Это предречение было для него равносильно смертной казни и привело его в сильное смущение и беспокойство. «Жить вне монастыря, да еще и с бабами... Нет! Избави Господь от этакой напасти»,– так размышлял про себя Козьма. Но вскоре пророческие слова блаженного старца сбылись.