Читать «Остров Эпиорниса» онлайн - страница 5
Герберт Уэллс
Один раз я окликнул негра по имени, но он не отозвался. Я так устал, что не хотел рисковать и приближаться к нему. И так мы оба оставались на своих местах. Я, кажется, вздремнул раза два. Только когда рассвело, я увидел, что он мертв и весь побагровел и распух. Три яйца вместе с костями эпиорниса лежали на середине челнока, а бочонок с водою, и сухари, и кофе, завернутые в номер капской[9] газеты «Аргус», лежали у его ног. Рядом с ним стояла жестянка метилового спирта. Весла не было, и грести было нечем, — разве только крышкой от жестянки. Поневоле пришлось отдаться на волю течения и плыть вперед, пока не попадется судно. Я обследовал негра, вынес обвинительный вердикт[10] змее или сколопендре и выбросил труп за борт.
Потом я выпил воды, пожевал сухарей и стал смотреть по сторонам. С такого челнока, конечно, далеко не увидишь. Мадагаскар давно исчез, и другая земля не появлялась. Один раз на юго-востоке мелькнул парус — должно быть, шкуна, — но само судно так и не показалось. Потом солнце поднялось высоко и стало жечь. Боже мой, я думал у меня мозги в голове закипят. Я пробовал окунать голову в море, потом вспомнил про капский «Аргус» и лег на дно челнока, накрывшись газетным листом. Чудная штуки эти газеты! До этого времени мне никогда не случалось прочесть газетный лист с начала до конца, но этот номер капского «Аргуса» я, кажется, перечитал раз двадцать. Жара была такая, что вся смола в челноке расплавилась и поднялись пузырями.
— Десять дней меня носило, — продолжал человек со шрамом. — Рассказывать об этом недолго, не правда ли? Каждый день походил на другой. Жара была такая, что я мог высматривать суда только рано утром и поздно вечером. После того паруса три первых дня я ничего не видел; потом, если кого и видал, то они меня не замечали. На шестую ночь одно судно прошло мимо, быть может за полмили. Все люки были открыты, фонари горели, и судно было, как большой светляк. И музыка играла на палубе. Я встал на ноги и кричал, и надрывался, но они не слыхали. На второй день я разбил одно яйцо эпиорниса, отковырял скорлупу и попробовал. К радости моей оказалось, что яйцо есть можно. Оно немного отзывалось не то чтобы тухлым, а как бы это сказать — будто утиным яйцом. С одной стороны желтка было круглое пятно шести дюймов в ширину, с кровяными подтеками и в белой сеточке. Оно мне показалось странным, но я не стал его долго рассматривать. Яйца мне хватило на три дня вместе с сухарями и водой из бочонка. Я жевал также кофейные зерна, — это подкрепляло. На восьмой день я разбил еще яйцо и испугался.
Человек со шрамом помолчал.
— Да, сказал он, — яйцо было с зародышем. Вы, пожалуй, не поверите. Но мне пришлось поверить моим собственным глазам. Это яйцо пролежало в черном болоте по меньшей мере три сотни лет. И вот, несмотря ни на что, в нем был зародыш, с большой головой и изогнутой спиной. И сердце билось, и желток совсем опал, только пленки протянулись внутри скорлупы и по желтку. В небольшом челноке посреди океана у меня, можно сказать, насиживались яйца самой крупной из ископаемых птиц. Если бы только и мог дать знать старому Даусону! Это стоило бы жалованья за все четыре года. Как вы думаете, а?
