Читать «Рассказы, сценки, наброски» онлайн - страница 7
Даниил Иванович Хармс
– Мы его только для страха облили, а поджечь и не собирались.
– Да я бы не позволила в своем присутствии живого человека жечь,– сказала Селизнева.
– А почему этот гражданин в коридоре лежит? – спросил вдруг милиционер.
– Здрасьте пожалуйста!– сказал Коршунов, но Калугин его перебил и сказал:
– А потому что у него нет другой жилплощади: вот в этой комнате я живу, в той – вот они, в этой – вот он, а уж Мышин тут, в коридоре живет.
– Это не годится,– сказал милиционер.– Надо, чтобы все на своей жилплощади лежали.
– А у него нет другой жилплощади, как в коридоре,– сказал Калугин.
– Вот именно,– сказал Коршунов.
– Вот он вечно тут и лежит,– сказала Селизнева.
– Это не годится,– сказал милиционер и ушел вместе с дворником.
Коршунов подскочил к Мышину.
– Что?– закричал он. – Как вам это по вкусу пришлось?
– Подождите,– сказал Калугин и, подойдя к Мышину, сказал: – Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу!
– Не встану,– сказал Мышин, продолжая лежать на полу.
– Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать,– сказала Селизнева.
– Определенно,– сказал с раздражением Калугин.
И Коршунов сказал:
– Я в этом не сомневаюсь. Parfaitement!
Даниил Иванович Хармс
Пьеса Шашкин (стоя посредине сцены)
У меня сбежала жена. Ну что же тут поделаешь? Все равно, коли сбежала, так уж не вернешь. Надо быть философом и мудро воспринимать всякое событие. Счастлив тот, кто обладает мудростью. Вот Куров этой мудростью не обладает, а я обладаю. Я в Публичной библиотеке два раза книгу читал. Очень умно там обо всем написано.
Я всем интересуюсь, даже языками. Я знаю по-французски считать и знаю по-немецки живот. Дер маген. Вот как! Со мной даже художник Козлов дружит. Мы с ним вместе пиво пьем. А Куров что? Даже на часы смотреть не умеет. В пальцы сморкается, рыбу вилкой ест, спит в сапогах, зубов не чистит… тьфу! Что называется – мужик! Ведь с ним покажись в обществе: вышибут вон, да ещё и матом покроют – не ходи, мол, с мужиком, коли сам интеллигент.
Ко мне не подкопаешься. Давай графа – поговорю с графом. Давай барона – и с бароном поговорю. Сразу даже не поймешь, кто я такой есть.
Немецкий язык, это я, верно, плохо знаю: живот – дер маген. А вот скажут мне: «Дер маген фин дель мун»,– а я уже и не знаю, чего это такое. А Куров тот и «дер маген» не знает. И ведь с таким дурнем убежала! Ей, видите ли, вон чего надо! Меня она, видите ли, за мужчину не считает. «У тебя,– говорит,– голос бабий!» Ан и не бабий, а детский у меня голос! Тонкий, детский, а вовсе не бабий! Дура такая! Чего ей Куров дался? Художник Козлов говорит, что с меня садись да картину пиши.
вариант окончания в книге «Меня называют капуцином»:
…И ведь с таким дурнем убежать! Сука! Истинно что сука! Ей, видите ли, вон чего надо! Она меня, видите ли, за мужчину не считает. А чем я виноват, что меня ещё в детстве оскопили? Ведь не сам же я себе это самое отрезал! «У тебя,– говорит,– голос бабий!» Ан и не бабий, а детский у меня голос! Тонкий, детский, а вовсе не бабий! Дура такая! Чего ей Куров дался? Художник Козлов говорит, что с меня садись да картину пиши: истинный, говорит, кострат. Это значит почти папа римский. А она от меня к Курову! Смехота!