Читать «Рассказы, сценки, наброски» онлайн - страница 46
Даниил Иванович Хармс
Истинный любитель природы всегда пронюхает малейшие признаки природы. Даже в городе, глядя на тупую лошадиную морду, он видит бесконечные степи, репейник и пыль, и в ушах его звенят бубенцы. Он, зажмурив глаза, трясёт головой и уж не знает сам, лошадь он или человек. Он ржёт, бьёт копытом, машет воображаемым хвостом, скалит свои лошадиные зубы и, на манер лошади, портит воздух.
Не дай мне Бог встретиться с любителем природы.
Даниил Иванович Хармс
Статья
Прав был император Александр Вильбердат, отгораживая в городах особое место для детей и их матерей, где им пребывать только и разрешалось. Беременные бабы тоже сажались туда же, за загородку, и не оскорбляли своим гнусным видом взоров мирного населения.
Великий император Александр Вильбердат понимал сущность детей не хуже фламандского художника Тенирса, он знал, что дети – это, в лучшем случае, жестокие и капризные старички. Склонность к детям – почти то же, что склонность к зародышу, а склонность к зародышу – почти то же, что склонность к испражнениям.
Неразумно хвастаться: «Я – хороший человек, потому что люблю зародыш или потому что люблю испражняться.» Точно так же неразумно хвастаться: «Я – хороший человек, потому что люблю детей.»
Великого императора Александра Вильбердата при виде ребёнка тут же начинало рвать, но это нисколько не мешало ему быть очень хорошим человеком.
Я знал одну даму, которая говорила, что она согласна переночевать в конюшне, в хлеву со свиньями, в лисятнике, где угодно – только не там, где пахнет детьми. Да, поистине, это самый отвратительный запах, я бы даже сказал: самый оскорбительный.
Для взрослого человека оскорбительно присутствие детей. И вот, во времена великого императора Александра Вильбердата показать взрослому человеку ребёнка считалось наивысшим оскорблением. Это считалось хуже, чем плюнуть человеку в лицо, да ещё попасть, скажем, в ноздрю. За «оскорбление ребёнком» полагалась кровавая дуэль.
Даниил Иванович Хармс
* * *
«Один человек гнался за другим, тогда как тот, который убегал, в свою очередь, гнался за третьим, который, не чувствуя за собой погони, просто шёл быстрым шагом по мостовой.»
Даниил Иванович Хармс
* * *
«Перечин сел на кнопку, и с этого момента его жизнь резко переменилась. Из задумчивого, тихого человека Перечин стал форменным негодяем. Он отпустил себе усы и в дальнейшем подстригал их чрезвычайно неаккуратно, таким образом, один его ус был всегда длиннее другого. Да и росли у него усы как-то косо. Смотреть на Перечина стало невозможно. К тому же он ещё отвратительно подмигивал глазом и дёргал щекой. Некоторое время Перечин ограничивался мелкими подлостями: сплетничал, доносил, обсчитывал трамвайных кондукторов, платя им за проезд самой мелкой медной монетой и всякий раз недодавая двух, а то и трёх копеек.»
Даниил Иванович Хармс
