Читать «Старая записная книжка» онлайн - страница 18

Петр Андреевич Вяземский

Чичагов был назначен членом Государственного совета. После нескольких заседаний перестал он ездить в Совет. Доведено было о том до сведения государя. Император Александр очень любил Чичагова, но, однако же, заметил ему его небрежение и просил быть впредь точнее в исполнении обязанности своей. Вслед за этим Чичагов несколько раз присутствовал и опять перестал. Уведомясь о том, государь с некоторым неудовольствием повторил ему замечание свое. «Извините, ваше величество, но в последнем заседании, на котором я был, — отвечал Чичагов, — шла речь об устройстве Камчатки, а я полагал, что все уже устроено в России и собираться Совету не для чего».

Вот восьмистишие, ходившее по рукам:

Вдруг слышен шум у входа.

Березинский герой

Кричит толпе народа:

Раздвиньтесь предо мной!

Пропустимте его,

Тут каждый повторяет:

Держать его грешно бы нам:

Мы знаем,

Он других и сам

Охотно пропускает.

40

В какой-то элегии находятся следующие два стиха, с которыми поэт обращается к своей возлюбленной:

Все неприятности по службе

С тобой, мой друг, я забывал.

Пушкин, отыскавши эту элегию, говорил, что изо всей русской поэзии эти два стиха самые чисто-русские и самые глубоко и верно прочувствованные.

41

Денис Давыдов спрашивал однажды князя К***, знатока и практика в этом деле, отчего вечером охотнее пьешь вино, нежели днем? — «Вечером как-то грустнее», — отвечал князь с меланхолическим выражением в лице. Давыдов находил что-то особенно поэтическое в этом ответе.

42

Московский чудак К***, отличавшийся высокопарною речью, рассказывал, что когда войска наши при отступлении переходили чрез Москву, он подошел к одному из полковых командиров и спросил его: «Позвольте узнать, что знаменует сие быстрое движение наших войск?» — «А то, — отвечал ему тот, — что чрез полчаса французы будут в Москве, и советую вам скорее убираться прочь». «Тут, признаюсь, — продолжал К***, — опустился масштаб моих тактических понятий. и я не знал, на что решиться».

43*

А право, напрасно закидали у нас бедного Тредьяковского такою грязью: его правила о стихосложении вовсе не дурны. Его мысль, что наш язык должен образоваться употреблением, что научат нас им говорить благоразумные министры и проч. и проч., очень справедлива. Он чувствовал, что один письменный язык есть язык мертвый. Здесь он как будто предчувствует и предугадывает Карамзина. Но как Моисей, он сам не успел и не умел достигнуть обетованной земли. Надобно когда-нибудь сличить Тредьяконского и Хвостова в переводе из поэмы Буало: L'art poetique [Искусство поэзии].

Досужных дней труды или трудов излишки,

О, малые мои, две собранные книжки,

Вы знаете, что вам у многих быть в руках

сказал Тредьяковский в предисловии к одному из своих сочинений. Чем же это не нашего времени стихи? В них и ясность и простота. Наперсничество употреблено у него в смысле соперничество. Жаль, что в наших словарях не приводят примеров различного употребления слов и выражений, какими являются они в разных литературных эпохах и у разных писателей. Наши словари — доныне более или менее полное собрание слов, а не указатели языка, как французские словари, по коим можно пройти почти полный курс истории французского языка и французской литературы.