Читать «Книгоедство» онлайн - страница 89

Есенин был в народе любим. В книге А. Топорова «Крестьяне о писателях», выходившей первым изданием в 1930 году, приводятся такие высказывания о его творчестве в связи с прочтением и обсуждением стихотворения «Письмо матери»:

Связность в словах прозористая. Написано размывчато. Человечество у него явилось. А то, бывало, сброд несет в некоторых...

Под «сбродом» имеются в виду его запойно-хулиганские стихи из «Москвы кабацкой», «Песен хулигана» и некоторые другие.

Поэты смотрели на Есенина по-разному, но в основном любили, исключая, конечно, таких ортодоксов прошлого, как Иван Бунин. Маяковский Есенина осудил за то, что его муза («песенно-есененный напев», та, к кажется, у В. М.?) ведет к веревке в гостинице «Англетер».

Интеллигенция 70-80-х относилась к поэту искоса, но в основном по причине его явного успеха в народе, выражавшегося в застольных песнях «Клен ты мой опавший», «Не жалею, не зову, не плачу» и некоторых других. И еще она Есенина ревновала к «проклятым и забытым» Осипу Мандельштаму, Марине Цветаевой, Николаю Гумилеву и другим поэтам, прочесть которых в те унылые времена можно было разве что в самиздате.

Я думаю, сейчас к стихам Сергея Есенина у читателей нет претензий. Из народа ли эти читатели, из других ли групп населения, перемешавшихся за последний век в такое невообразимое крошево, что нет уже причин для раздоров на социально-родовой почве.

Етоев А.

Пришествие мертвого сезона

Мир и благоволение в человецех! Российский демос, как известно, крепко уставший от политики, может, наконец, отдохнуть. Я бы даже сказал: упокоиться. Все за него решено, все избрано и все сбалансировано. Осталось только предаться на полную катушку стабильности, а тем, кому по нраву великие потрясения, так пусть они исходят злобой в иссохшийся кулачок. Против исторической закономерности нет приема – кроме, разве что, исторического рока, объяснять которым происходящее на Руси считается хорошим тоном, но, как правило, уже на следующем относительно любого предыдущего витке ее непонятного развития.

Впрочем, даже навязанный телеологизм не способен посягнуть на возможность заняться любовными играми с собственной историей. Тем более, что если всю российскую историю воспринимать только всерьез, то можно запросто ума лишиться. Поэтому, вместо определения с места в карьер исторического смысла перехода власти от Ельцина к Путину, я начну с одного личностного воспоминания.

Итак, дело было лет восемнадцать назад в городе тогда еще Ленинграде. Зимой, в выстуженной холодом и застоем окружающей среде. Я приехал к своему другу Андрюше Васильеву, который снимал тогда комнату на Обводном, а вскорости оказался обвинен в осквернении кумачового символа советской власти (чего не было) и посажен. На самом деле – за чтение и распространение не тех, что надо, книжек, а также за неверное понимание прочитанного. По ленинградскому телевидению время спустя даже показали о нем соответствующий фильм с толково придуманным зачином: река, в ней единодушное течение воды, и только один неумный мужик в лодке пытается выгребать против течения, но его все время сносит, сносит и сносит...