Читать «Книгоедство» онлайн - страница 62
Александр Етоев
Сила Гроссмана в его человечности. Не декларируемой, не выставляемой напоказ – какой там показ, последнее десятилетие жизни писателя его не то чтобы печатать, о нем и упоминать-то многие не решались. Он был зачумленным автором. У него «репрессировали» роман, именно таким словом назвал акт изъятия рукописи романа «Жизнь и судьба» Д. Поликарпов, тогдашний завотделом культуры ЦК, самолично и приложивший руку к этому постыдному акту.
«Справедливость в человечности, – писал Гроссман в 1958 году своему другу, переводчику Семену Липкину. – Жалость к падшим, к слабым, виновным».
В этом смысл творчества этого большого писателя. Именно так следует понимать его писательскую жизнь и судьбу.
Замечательный очерк о Василии Гроссмане написал другой писатель, тоже уже покойный, Борис Ямпольский.
Он писал:
Гремели литературные диспуты, симпозиумы, форумы, кипела муравьиная суета, паучья толкотня, подымали на щит жуликов, ловчили, печатали миллионными тиражами и награждали Государственными премиями книги, набитые ватой, которые не только через год, но уже в дни награждения читали только обманутые, дезориентированные, сбитые критическим шумом фальшивомонетчиков, а Василий Семенович Гроссман в своей тусклой, сумрачной комнатке выстукивал одним пальцем на старой разбитой машинке слова, которые будут сжимать сердца людей и через сто лет.
Это не красивая фраза. Откройте его роман, почитайте его рассказы и прислушайтесь к своему сердцу. Сердце редко обманывает.
Когда Гроссмана хоронили, вспоминает Борис Ямпольский, не было того привычного, торжественно-печального настроения, которое обыкновенно бывает на похоронах писателей. Все было как-то тихо, таинственно, и одна женщина вдруг сказала: «Так хоронят самоубийц».
«Он и был самоубийца, – добавляет Ямпольский далее, – писал, что хотел и как хотел, не желал входить в мутную общую струю».
Вот это нежелание подделываться под время, смешивать себя с общей мутью бескостных слов и отличает писателя Гроссмана от большинства его пишущих современников, поднимает писателя над эпохой и делает его приближенным к вечности.
Сам же Гроссман говорил о своем творчестве просто: «Я пишу только то, что видел, а выдумать я мог бы что угодно».
Д
