Читать «Книгоедство» онлайн - страница 273
Александр Етоев
Писателя Чехова можно ставить в пример любому современному (и не только современному) литератору, считающему свое творчество неким бесценным даром и строящему при жизни нерукотворный памятник самому себе.
Все вышедшее из-под собственного пера писатель Чехов называл «рухлядью», «ерундой», «дребеденью», «жеваной мочалкой», «увесистой белибердой», «канифолью с уксусом» и тому подобными «лестными» именами. «Степь» он называл «пустячком», такие свои знаменитые рассказы, как «Злоумышленники», «Скорая помощь», «Произведение искусства», объявлял «плохими и пошлыми», пьесы именовал «паршивенькими», «пресловуто-глупыми».
Когда какая-то писательница польстила Чехову, назвав его «гордым мастером», писатель без смущения ей ответил: «Горды только индюки».
Лично мне в связи со сказанным выше забавно читать, например, стихотворение Игоря Северянина, посвященное Чехову, зная, что его автор скромностью, в отличие от объекта своего посвящения, явно не отличался («Я гений Игорь Северянин»). Впрочем, не удержусь, процитирую северянинское посвящение, опустив из него середину:
Не знаю, как для англичан и чехов,
Но он отнюдь для русских не смешон,
Сверкающий, как искристый крюшон,
Печальным юмором серьезный Чехов.
...
Как и тогда, как много лет назад,
Благоухает наш вишневый сад,
Где чувства стали жертвой мелких чувствец...
Как подтверждение жизненности тем —
Тем пошлости – доставлен был меж тем
Прах Чехова в вагоне из-под устриц...
Вот такая «канифоль с уксусом».
Читатель устал читать.
Книг много, читать не хочется.
Идеи читателя не интересуют. Прошло время идейных книг.
Читателю хочется успокоиться. Развалиться на промятом диване, и чтобы вокруг дивана не было никакой суеты.
Пришло время жалеть себя. Не хочется тратить жалость на рефлексирующих литгероев.
Так-то вам, господин писатель. И ничего не попишешь.
Можно не замечать читателя. Можно положить на него с прибором.
Можно работать на будущее: придет время, народится умный читатель – тогда и вспомните обо мне, недоумки, не читающие меня сегодня.
Все можно писателю самой нечитающей страны в мире.
Писатель устал от читателя.
Писатель устал без читателя.
Писатель втройне устал, заеденный сволочным бытом.
Писателя охватила растерянность. Он как богатырь на распутье. А перед ним камень с двумя стрелками-указателями: «Проблемность» и «Занимательность». Направо пойдешь, налево пойдешь...
Писатель постоит, постоит, опершись задницей о гранит – ну вылитый Александр Сергеич! – а после улыбнется нематерно[5] и, перепрыгнув через шапчонку моха, пойдет между рукавами дорог по тропке посередине.
И правильно, господин писатель. Петляй себе по тропинке и забудь о каменном стрелочнике. Ты сам себе господин.
Три главные вопроса, занимавшую русскую творческую интеллигенцию во все времена, это «Что делать?», «Кто виноват?» и «Что такое хорошо и что такое плохо?».
На первый вопрос исчерпывающий ответ дал Николай Гаврилович Чернышевский в своем одноименном романе. Строить трудовые фаланстеры по типу Фурье, в которых царят и мир, и согласие, и душевный покой, и здоровый коллективистский дух, и через них-то, через фаланстеры, люди достигнут того великого будущего, которое им предназначено.